Карл Каутский - Экономическое учение Карла Маркса

Однако, как бы нелепо ни звучали требования мальтузианства, они лишь отражают то положение, в каком рабочий находится в настоящее время по отношению к капиталу. Он — лишь придаток капитала. В процессе производства не он применяет средства производства, а они применяют его. Но и вне работы, как мы видели, он принадлежит капиталу. Когда он потребляет, когда он поддерживает своё существование и производит потомство, он обязан это делать так, как того требуют интересы капитала. Рабочий находится под ярмом своего собственного продукта: он служит ему не только своей рабочей силой, но и всею жизнедеятельностью своего человеческого существа. [30]

Мы видели в предыдущих главах, как капитал постоянно вновь и вновь воссоздаёт предварительные условия своего собственного существования. Но ясно, что капитал не мог сложиться в своей классической форме, пока эти предварительные условия не достигли известной степени развития.

Какие же обстоятельства вызвали их появление? На этот вопрос мы ещё не дали ответа. Когда мы исследовали превращение денег в капитал, то исходили из того предположения, что, с одной стороны, во владении частных лиц оказались крупные денежные суммы, а с другой — на рынке стала продаваться рабочая сила как товар. Как рабочая сила стала товаром и как скопились эти денежные суммы, этого мы ещё не рассматривали.

Нам остаётся ещё сказать наиболее существенное по этому вопросу.

Накопление капитала означает воссоздание предварительных условий его существования. Первоначальное же возникновение этих предварительных условий, предшествовавшее развитию капитала, Маркс называет первоначальным накоплением .

На вопрос о происхождении капитала экономисты дают нам тот ответ, который у них всегда наготове, если они не знают или не хотят знать, как развивался этот процесс в действительности: они выдвигают робинзонаду . Последняя даёт им двойную выгоду, так как для её измышления не требуется никаких предварительных знаний, а кроме того, её всегда можно построить так, чтобы она доказывала всё, что желательно доказать.

Те робинзонады, которые пытаются объяснить происхождение капитала и привести его в согласие с ходячими правовыми представлениями, принадлежат к числу самых пошлых выдумок этого сорта. От рассказов, помещаемых в детских букварях, они отличаются лишь тем, что гораздо скучнее их. [31]Это всё та же старая история об энергичном, прилежном и умеренном работнике, который стал капиталистом, и о бездельниках, легкомысленно прокучивавших всё своё достояние и в наказание за это осуждённых на веки веков со всем своим потомством в поте лица своего работать на добродетельного и его потомство.

В совершенно ином свете представится нам первоначальное накопление, если мы познакомимся с историей Европы начиная с XIV века. История эта имеет две стороны, но только об одной из них поведали народу либеральные историки.

Промышленный капитал не мог возникнуть без свободных рабочих, независимых от крепостной неволи и от цеховых уз. Ему нужна была свобода производства, освобождение от оков феодализма и опеки феодалов. С этой точки зрения борьба подымающегося в гору капитализма выступает как борьба против насилия и привилегий, как борьба за свободу и равенство.

Только эту сторону истории всё снова и снова расписывают народу литературные защитники буржуазии. Мы не намерены умалять значение этой борьбы, особенно теперь, когда буржуазия сама начинает отрекаться от своего прошлого. Но из-за этой блестящей и гордой страницы истории нельзя забывать и оборотной её стороны : образования пролетариата и самого капитала.

Эта сторона освещена ещё далеко не полностью. Маркс основательно исследовал её в своём «Капитале» по отношению к одной лишь стране — Англии , родине капиталистического способа производства и единственной стране, в которой первоначальное накопление выступило в своей классической форме. Некоторые указания на этот процесс имеются и в «Нищете философии» (вторая глава, § 2).

Соответствующий процесс развития в Германии, к сожалению, можно проследить лишь в неполном виде, так как он был задержан и искажён перенесением торговых путей на восток, из бассейна Средиземного моря в бассейн Атлантического океана, а затем тридцатилетней войной и веками длившимся вытеснением Германии с мирового рынка.

Важнейшим препятствием, которое встретил на своём пути нарождающийся капитал, было наряду с цеховой организацией в городах общинное владение землёй, сосредоточенное в руках сельских общин, а иногда и более обширных объединений. Пока существовало общинное землевладение, не было пролетарских масс. К счастью для капитала, феодальное дворянство позаботилось об его интересах.

Со времени крестовых походов торговля и товарное производство развивались всё больше и больше. Возникли новые потребности в товарах , которые доставляла городская промышленность или городские купцы за деньги . Но богатство феодального дворянства основывалось на натуральных или личных повинностях крепостных крестьян.

Денег у него было мало. Оно старалось добывать грабежом то, чего не было в состоянии покупать.

Но государственная власть окрепла, и против феодального ополчения, навербованного из мелкого дворянства, выступили наёмные солдаты богатых городов и князей. Грабежи на больших дорогах стали невозможны. Феодалы старались выколотить из крестьян деньги, они доводили их этим до отчаяния — вспомним о крестьянских войнах, — но сами от этого мало выигрывали. Таким образом, благородные господа, желая вкусить новых наслаждений, мало-помалу решились стать сами товаропроизводителями , подобно горожанам, и добывать деньги производством сельскохозяйственных продуктов — шерсти, хлеба и т. п. — на продажу , а не только для собственного потребления , как в былые времена.

Это потребовало расширения их хозяйств, управление которыми перешло в руки управляющих, приказчиков или арендаторов. Но это расширение было возможно лишь за счёт крестьянства . Крестьяне, превращённые в крепостных, подвергались так называемому «холощению», т. они изгонялись из своих участков, которые присоединялись к землям, эксплуатируемым землевладельцами. Общинная собственность деревень, находившихся под верховной властью помещиков, была превращена в частную собственность последних, и это привело крестьян к полному разорению.

Особенно ходким сельскохозяйственным товаром была шерсть — в ней нуждалась текстильная промышленность городов. Расширение производства шерсти означало превращение пахотной земли в пастбища для овец и массовое изгнание крестьян с их земель. Это изгнание производилось как по закону, так и без закона, посредством экономического или прямого физического принуждения.