Роза Люксембург - Кризис социал-демократии

Что дело не во внешней, технической форме действия, но в его политическом содержании, видно хотя бы из того примера, что парламентская трибуна, единственно свободное, далеко слышное, имеющее мировое значение, средство агитации, лишь тогда превратилась бы в могучее орудие народного пробуждения, если бы она была использована социал-демократическими представителями для того, чтобы громко и внятно формулировать интересы, задачи и требования рабочего класса в этом кризисе.

Осуществят ли массы своей энергией эти лозунги социал-демократии? Никто не может сказать этого наверное. Но это также-не самое главное. Ведь отпустили же наши парламентарии "с полным доверием" генералов прусско-германского войска на войну, не требуя от них перед разрешением кредитов никакого обеспечения в том, что они непременно победят, и что не будет никаких поражений. То, что верно для военных армий, то верно и для революционных армий: они принимают битву там, где она им предоставляется, не зная заранее ее результатов. В самом худшем случае призыв партии не произвел бы никакого видимого действия. Да, наградой за мужественное поведение нашей партии были бы, вероятнее всего, новые преследования, бывшие также наградой для Бебеля и Либкнехта в 1870 году. "Но какое это имеет значение"? — простодушно сказал Игнац Ауер в своей речи о праздновании Седана в 1895. — "Партия, которая хочет завоевать мир, должна высоко держать свои принципы, без оглядки на то, какие опасности это повлечет за собой; если бы она поступила иначе-она бы погибла".

"Плыть против течения всегда нелегко", — писал старый Либкнехт-"когда же поток несется с бешеной быстротой и яростью Ниагары, тогда это тем более нелегко".

"Старые товарищи еще помнят травлю социалистов в год величайшего национального позора-позора закона против социалистов-1878 год. Миллионы видели тогда в каждом социал-демократе убийцу и преступника, как в 1870 году- смертельного врага и предателя отечества. Такие проявления "народной души" имеют в себе нечто смущающее, поражающее, давящее. Чувствуешь себя бессильным против какой-то высшей силы, осуждающей и исключающей всякие сомнения. Нет никакого видимого соперника. Есть что-то в роде эпидемии-в людях, в воздухе, везде.

Это явление в 1878 году по своей силе и злобности далеко не может сравниться с 1870 годом. К урагану человеческой ненависти, который ломал, валил и разбивал все, до чего он дотрагивался, присоединялась еще жестокая механика милитаризма в его полной, ужасающей деятельности. Мы находились в круговороте железных колес, прикосновение которых было смертью, и-между железными руками, которые искали нас и могли ежеминутно схватить. Рядом со стихийной силой освобожденных фурий-самый совершенный механизм убийства, который когда- либо существовал на свете! Что могла сделать отдельная воля. Особенно, когда чувствуешь себя в ничтожном меньшинстве и не имеешь никакой надежной поддержки в народе.

Наша партия была еще в процессе образования. Мы были поставлены пред величайшим испытанием, прежде чем была создана необходимая организация, Когда же началась травля социалистов в позорный для наших врагов год и в славный год для социал-демократии, мы уже имели такую сильную и разветвленную организацию, что каждый чувствовал себя сильнее, сознавая могучую поддержку, и никто, способный мыслить, не мог поверить в возможность уничтожения партии.

Да, тогда было нелегко плыть против течения. Но что же оставалось делать? Надо было приспособляться. Это значило: сжать зубы и терпеть то что должно было произойти. Для страха не было времени… И вот Бебель и я…ни минуты не тратили на размышления. Уступать поле битвы мы не хотели, мы должны были оставаться на своем посту, что бы ни произошло".

Они остались на посту, и немецкая социал-демократия жила в течение 40 лет за счет этой моральной силы, которую они противуставили тогда бесчисленным врагам.

Так должно было быть и на этот раз. В первый момент, возможно, было бы достигнуто лишь то, что была бы спасена честь немецкого пролетариата, что тысячи и тысячи пролетариев, которые гибнут сейчас в окопах днем и ночью, не с мрачным душевным смятением, но с пламенем в душе умерли бы с сознанием, что самое святое в их жизни — освобождающая социал-демократия не пустая мечта. Мужественный голос нашей партии подействовал бы на бессознательные массы, как могучий вентилятор в создавшемся шовинистическом угаре, предохранил бы от обмана сознательные круги, затруднил бы для империалистов дело затемнения и обмана народа. Как раз поход против социалистов мог бы скорее всего расшевелить массы. В дальнейшем ходе войны, по мере того, как возрастали бы ужасы бесконечно жестокой человеческой бойни во всех странах, как все ясней и ясней выступал бы империалистический фундамент войны, по мере того, как все преступнее становилось бы торгашество кровавой спекуляции, тем более и более стекалось бы под знамена социал-демократии все живое, честное, гуманное, прогрессивное. И прежде всего-во всеобщем смятении, распадении и крушении, немецкая социал- демократия стояла бы, как скала в бушующем море, как высокий маяк Интернационала, по которому вскоре ориентировались бы и все другие рабочие партии. Громадный моральный авторитет, которым немецкая социал-демократия пользовалась до 4-го августа 1917 года во всем рабочем мире, несомненно в ближайшем времени произвел бы переворот в этом всеобщем смятении. Вследствие этого, во всех странах усилилось бы мирное настроение и давление масс к миру. Немецкий пролетариат остался бы дозорным социализма и освобождения человечества. Это был тот патриотический долг, которого не выполнили ученики Маркса, Энгельса и Лассаля.

Несмотря на военную диктатуру, цензуру и воздержание социал-демократии, несмотря на братоубийственную войну, из гражданского мира, в кровавых сумерках полей сражения возникла международная солидарность рабочего класса. Не из слабых попыток искусственно гальванизировать старый Интернационал, не из обещаний возобновляемых то там, то здесь снова объединиться тотчас же после войны. Нет, в войне и из войны с новой силой и убедительностью обнаружился тот факт, что пролетарии всех стран имеют одни и те же интересы. Мировая война сама опровергла созданные ей заблуждения.

Победа или поражение? Таков лозунг воюющего милитаризма в каждой стране, который повторили, как эхо, социал-демократические вожди. Для пролетариев Германии, Франции, Англии, а также России вопрос должен был идти, как и для господствующих классов этих стран, о войне или поражении на поле битвы. С тех пор, как гремят пушки, каждый пролетарий должен быть заинтересован в победе своей страны и в поражении других стран. Посмотрим, что может принести пролетариату победа.