Alexandrov_G - Империя

И тем не менее большевики стали теми большевиками, которых мы знаем и любим. Большевики стали БОЛЬШЕВИКАМИ. Стали в одночасье. Партия маргиналов превратилась в силу, потрясшую мир, превратилась в течение одного месяца! Чудо? Да ничуть. Если это и было чудом, то чудом рукотворным. Большевики были сделаны, были слеплены, большевики были званы и избраны во власть.

Человеком, который их создал, был Керенский.

Для того, чтобы понять что двигало Керенским в июле 1917 года, мы должны если не окунуться в ту атмосферу (по понятным причинам это просто невозможно), то хотя бы попытаться представить себе, чем жила тогда Россия. Россия же жила (в самом буквальном смысле!) летним наступлением.

К июлю прошло четыре месяца с того момента, как произошла Февральская Революция. Всего четыре месяца! Но за эти четыре месяца, когда не год шёл за три, а день шёл за год, когда время революции превратило часовую стрелку на часах, по которым жила Россия, в стрелку секундную, страна переместилась в новую, вчера ещё непредставимую реальность. И реальность эта очень многим пришлась не по вкусу. Разгул стихии, а тем более разгул стихии революционной это вам не фунт изюму. Всем (всем буквально!) было ясно, что следует что-то предпринять. И эти ожидания "общества" были искусно сведены тогдашней государственной пропагандой к ожидаемому успеху летнего наступления, которое должно было всё расставить по своим местам. Каким образом это должно было произойти никто не давал себе труда задуматься. Главное – победа!

Итак, летнее наступление должно было послужить не просто оправданием происходящему (между прочим, успех летней кампании должен был, по замыслу "февралистов", оправдать смену государственного строя и свержение "неэффективной" монархии в глазах такой силы, как армия), в летнем наступлении каждая политическая сила видела возможность урвать свой кусочек вкусненького. Керенский, который к тому моменту достиг вершины своей популярности, и которого, замечу, именно в силу этой популярности не любил никто, ни политические враги, ни политические союзники, тоже прекрасно понимал, что успех летнего наступления превращает его из временщика, волею обстоятельств вознесённого к вершинам власти, в легитимного правителя России. Речь шла о высшей легитимности, о легитимности победителя. Керенский, от невеликого своего ума, к июлю 17-го года сам превратил себя в заложника ситуации, он сам, своими руками, создал положение, при котором от успеха или неуспеха летнего наступления зависело не только его будущее, как политического деятеля, но на кон оказалась поставлена даже и его жизнь.

Будучи человеком легко внушаемым, Керенский сам уговорил, сам убедил себя в неминуемом успехе наступления, убедил до такой степени, что в канун наступления уехал на фронт с тем, чтобы увенчав себя на месте лаврами победителя, вернуться в столицу триумфатором.

Наступление провалилось.

Столица продолжала жить радужными ожиданиями, но Керенскому, находившемуся непосредственно на месте событий, размер катастрофы был очевиден как никому другому. Мы можем лишь представить себе ужас, с которым он глянул в неожиданно для него разверзшуюся под ногами пропасть. Ах! Бедный Саша…

А что же у нас происходило в столице в эти летние деньки? Происходило там следующее. В столице случился бунт. Сегодня нам рассказывают сказки о том, что бунт этот был попыткой злокозненных большевиков захватить не больше и не меньше, как власть в государстве российском. Нет ничего более далёкого от истины. Сказка эта была сочинена именно товарищем Керенским и сочинена по вполне понятной причине. На самом деле в столице произошло вот что: в столице затеяли бучу анархисты. Толчком послужил арест властями нескольких анархистов во главе с очень популярным в "определённых кругах" матросом Железняковым. Да-да, речь именно о нём, о том самом, что "караул устал".

Анархисты изумились, анархисты рассердились, анархисты разбухтелись. Анархисты в ответ на такой возмутительный беспредел властей разошлись и разгулялись. Заводилой выступил один из предводителей петроградских анархистов, известный деятель с хорошей анархистской фамилией Блейхман. После стихийно возникшего митинга и произнесённых на нём зажигательных речей Блейхман сотоварищи направился к находившимся рядом с особняком Дурново, в котором располагалась штаб-квартира анархистов в Петрограде так же, как штаб-квартирой большевиков был захваченный ими особняк Кшесинской, казармам 1-го Пулемётного Полка. 1-й Пулемётный долго уговаривать не пришлось. Дело в том, что за несколько дней до этого командованием полка был получен приказ об отправке полка на фронт. И вот теперь (вот ведь как удачно сложилось!)1-й Пулемётный жил ожиданием чего-нибудь такого… Ну, этакого… Одним словом, бравым пулемётчикам была нужна причина, которая позволила бы полку никуда не ехать. И вот – пожалуйста! Прямо как манна с неба. Не просто причина, а всем причинам причина, ну, сами посудите, какой может быть фронт, когда "арестован товарищ матрос Железняков!". Железняков, которого солдатики полка до этого в глаза не видели. Нужно ли мне объяснять вам, что происходит в подобных случаях? Когда "массы охвачены революционным энтузиазмом"? Правильно, произошло именно это. Движимые революционным самосознанием и охваченные революционным же энтузиазмом пулемётчики дружно и с неподдельным восторгом заревели: "Вся власть Советам!"

Может возникнуть вопрос, почему я уделяю столько внимания событиям в 1-м Пулемётном. Дело в том, что согласно ещё одному, прочно вбитому в головы мифу, большевики несут ответственность за "развал фронта", что бы под этим ни понималось. Миф этот очень удобен, так как позволяет отвести наш взгляд от других фигурантов тех событий и фигурантов, которые несут не только ничуть не меньшую, а, как мне кажется, и куда большую отвественность за всё хорошее, что произошло с Россией в начале ХХ века, чем большевики.

Правда жизни состоит в том, что массовое дезертирство в армии началось в мае 17-го, за два месяца до описывемых нами событий, в то время, когда политическое влияние большевиков было куда меньшим, чем влияние меньшевиков, а их возможности по "развалу" чего бы то ни было ничуть не превосходили возможности любой, взятой наугад, политической партии того времени. Большевики не только не располагали даже теоретической возможностью по развалу многомиллионного, растянутого на тысячи вёрст фронта, но большевики на практике не смогли распропагандировать даже Петроградский гарнизон. Единственной военной силой, которой располагали большевики и которая считалась как ими самими, так и их конкурентами на политической ниве, "пробольшевистской", и был тот самый 1-й Пулемётный Полк, о котором мы говорим. Полк, правда, был одной из самых многочисленных частей в составе Петроградского гарнизона, но далеко не всем гарнизоном (численность 1-го Пулемётного со всеми вспомогательными службами была около 10 тыс. человек, в то время как всего в Петроградском гарнизоне на начало 17-го года под ружьём стояло примерно 240 тыс. человек).