Интернациональная Коммунистическая Партия - Критика теории «Деформированного рабочего государства»

Однако, при социализме (и это то, что было замечено Троцким в статье «Рабочее государство, термидор и бонапартизм») не может существовать ничего подобного, потому что никакой экономический закон не гарантирует социализму автоматического развития. Социализм может быть лишь результатом сознательной деятельности диктатуры пролетариата, сосредотачивающей все экономические объекты в своей железной руке, ломая разделяющие их барьеры и трансформируя их в единое орудие производства, в единый экономический организм, работающий на удовлетворение общественных потребностей. Если пролетариат не осуществляет постоянно, посредством своей классовой партии, своей диктатуры над всем обществом, он не может осуществить разрушение капитализма и коммунистическое преобразование в этом обществе. Пролетариат теряет все, если он теряет политическую власть. И всякая экономика, над которой пролетариат не осуществляет свою диктатуру, есть экономика, которая осуществляет диктатуру над пролетариатом. Как писал Ленин, «без диктатуры пролетариата нет социалистических преобразований, это азбука».

По неизвестной причине, глубину которой его современные последователи так и не осознали, Троцкий одновременно должен был утверждать, что «бюрократия экспроприировала рабочий класс политически» («Преданная революция», М., 1991, стр.206), и что она оставалась, в то же время, «орудием диктатуры пролетариата» (там же, стр.207). Очевидно, тезис, согласно которому диктатура пролетариата в России перестала существовать, привел бы Троцкого к отрицанию всякой перспективы социалистических преобразований: ему приходилось одновременно отрицать, что рабочий класс сохраняет свою власть и отрицать, что он ее потерял: он разрешил эту проблему утверждением, что у пролетариата была экспроприирована (впрочем, категории собственности плохо подходят в данном случае) политическая власть, но что диктатура бюрократии, поскольку последняя не восстановила частной собственности на средства производства и, по-своему, защищала планирование, являлась, в конечном счете, выражением диктатуры пролетариата.

Чтобы не оказаться вынужденным утверждать, что преодоление капитализма и переход к социализму осуществляется без диктатуры пролетариата, Троцкий создал новую теорию государства. Для классической доктрины, государство, в странах, где феодализм был уничтожен, и где буржуазно-демократическая революция давно завершена, является либо буржуазным, либо пролетарским. Либо одно, либо другое. Если и есть какой-либо раздел марксизма, не допускающий ни малейшей двусмысленности, где вопрос ставится ребром, то это именно теория государства. Троцкий, внесший известные модификации в вопросы, касающиеся марксистской критики политической экономии, изобрел также новую концепцию государства: он открыл диктатуру, которая не была ни диктатурой буржуазии, ни диктатурой пролетариата. Или, вернее, он открыл, что диктатура пролетариата могла осуществляться посредством «социального слоя», осуществляющего свою собственную диктатуру над рабочим классом. Следовательно, получается, что русское государство имело два лица: с одной стороны, оно было пролетарским, поскольку защищало завоевания Октября, с другой оно было буржуазным в той степени в какой оно позволяло бюрократии защищать свои привилегии.

Достаточно знать, что такое социализм в марксистской теории, чтобы понимать, что государству вовсе не надо быть «рабочим государством» (нам не нравится этот термин, имеющий слишком социологический характер и который используется во всех известных нам сделках; мы предпочитаем говорить «диктатура пролетариата») для защиты методов экономической политики, которые полностью совместимы с развитием капитализма и которые даже в такой стране как Россия являются условием ее независимого развития. Но доктрина Троцкого, которая утверждает, что власть захватила бюрократия, оказывает этому презренному социальному слою слишком много чести и, одновременно, слишком его бесчестит и которая придает ей такое значение, какого она в глазах классической теории, конечно, не заслуживает.

Чтобы объяснить появление этого «чудовищного нароста», каким была бюрократия, вождь левой оппозиции вменил себе в обязанность отыскать целый ряд соображений материалистического характера: он говорил о крестьянском характере России, ее капиталистическом окружении, недостатке культуры, доводы, множественность и эмпирический характер которых доказывали, что всех их было недостаточно. И как незадачливый школьник, нагромождающий целую серию сложных операций чтобы прийти в итоге к ошибочному результату, потому что он не может воспользоваться простым и правильным методом, он создает новую теорию демократического характера, тогда как марксистское решение было весьма простым.

Комментируя работу Гегеля «Основы философии права», Маркс отмечает: «Бюрократия есть лишь «формализм» лежащего вне ее самой содержания» (ПСС, т.1, стр.270). Она есть «государственный формализм». Уже в самих этих по внешнему виду «философических» фразах находится решение проблемы, намного раньше появления известных классических работ по теории государства. Все сказано уже здесь. Маркс преодолел политическую иллюзию: бюрократия, конечно, явление реальное, но, в то же время, явление производное. Государство не является независимым, тайну эволюции этого организма, который Энгельс блестяще определил как «дубинку» следует искать в недрах общества, в сфере производства. В самом деле, материальные блага никогда не производились при помощи ручек и перьев. И не при помощи стилета и папируса. Исторически бюрократия появляется как прямое следствие производственной необходимости: необходимости управления. Но управление производством требует наличия специального корпуса функционеров только тогда, когда достигает такого порога общественной производительности труда, который позволяет и требует, чтобы особая социальная группа была освобождена от выполнения непосредственных производственных задач для того, чтобы наблюдать за ходом производительного труда в целом и регулировать его; это явление возникает одновременно с возникновением классового общества и образованием государства, как необходимого следствия последнего. Однако, существование бюрократии и государства, хотя и может показаться независимым, остается тесно связанным с потребностями производства. Согласно политической иллюзии, которую раз и навсегда развеял исторический материализм, бюрократ, «злоупотребляя» своими обязанностями, остается в известной степени автономным и принимает решения по своему усмотрению (и демократическое сознание, со своим смехотворным идеализмом, охотно противопоставляет «склерозу» бюрократов добродетель всеобщих выборов). Древний египетский текст гласит: «Поистине, нет такой профессии, где бы тобой не командовали, если не считать должности чиновника: только он и командует».