Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Но и много лет спустя, когда его внешний облик стал известен всему свету, поведение Гитлера продолжало отличаться необъяснимыми странностями. Популярнейший биограф Гитлера Иоахим Фест подчеркивает: « Он все время был озабочен тем, чтобы заметать следы, не допускать опознаний, продолжать затуманивать и без того темную историю своего происхождения и своей семьи. /…/

Когда в 1930 году появились слухи о намерениях заняться поиском сведений о его семье, Гитлер был чрезвычайно обеспокоен. «Людям не надо знать, кто я. Людям не надо знать, откуда я и из какой семьи». /…/

Когда в 1942 году ему доложили, что в деревне Шпиталь обнаружена имеющая отношение к его семье могильная плита, с ним случился один из его припадков безудержного гнева. Своих предков он превратил в «бедных безземельных крестьян», а отца, отставного таможенного чиновника, — [в] «почтового служащего»; родственников, пытавшихся вступить с ним в контакт, он безжалостно гнал прочь /…/.

Характерно, что он не вел почти никакой личной переписки. /…/ не хотел он быть и чьим-то сыном — схематичный образ родителей появляется в автобиографических главах его книги «Майн Кампф» лишь постольку, поскольку это поддерживает легенду его жизни ». [46] Там же. С. 25–26.

Все это — типичное поведение скрывающегося преступника, притом не просто преступника, но и выходца из преступной фамилии. Последний аспект его биографии подробно рассмотрен в нашей предшествующей книге. [47] Брюханов В.А. Указ. сочин.

Кто же мог узнать Гитлера в предшествующие времена?

И чем грозило такое узнавание этому Жану Вальжану , которого Виктор Гюго изобрел еще до рождения Гитлера?

А может быть, его и узнали в 1923 году или немного позднее?

На все подобные вопросы давно можно было найти исчерпывающие ответы, если бы среди исследователей, занимавшихся биографией Гитлера, не господствовали представления о нем приблизительно в таком же ракурсе, что и у процитированного Тобиаса Порчи.

Конечно, почти все немецкие (да и ненемецкие) историки вовсе не прославляют Гитлера и не превозносят его; к тому же в Германии и во многих иных странах это и запрещено по закону. Но и сам Тобиас Порчи, спроси его после 1945 года (может быть и спрашивали), одобряет ли он войну, бомбежки, концлагеря и бессудное уничтожение миллионов людей, наверняка ответил бы нет — и притом, возможно, даже вполне искренне. Но такое общее ощущение нисколько не помешало продолжать и развивать общеупотребительную в Третьем Рейхе легенду о Гитлере как о величайшем герое — пусть теперь и сугубо отрицательном.

В Германии в последние годы не было, наверное, и дня, когда хроника, демонстрирующая Гитлера, не крутилась бы хотя бы на одном из десятков немецких телевизионных каналов.

Все, кто имел отношение к проблемам рекламы, прекрасно знают, что лучше и полезнее отрицательная реклама, чем вовсе отсутствие таковой. Никого из ныне покойных деятелей прошлого не рекламируют в наше время по всему Земному шару сильнее и упорнее, чем Адольфа Гитлера — и эта игра имеет вполне определенные и легко просчитываемые перспективы.

Как при этом покушаться на образ великого человека, начинавшего свою жизнь как миллионы прочих заурядных, но добросовестных немцев, сделавшего потом беспримерную карьеру благодаря не только стечению случайных обстоятельств, но и его же собственному гению, внезапно пробудившемуся в нем, а затем этот волшебник достиг невероятных вершин, прославивших Германию и ее доблестных приверженцев, [48] До сих пор с недобитыми эсэсовцами умильно носятся в странах Балтии и Украине! но несколько ошибся в философских основах собственного мировоззрения, а потому потерпел поражение и в результате мужественно покончил самоубийством — признав, таким образом, и в значительной степени исчерпав собственные заблуждения?

При жизни Гитлер официально провозглашал свою ответственность за деяния своих сподвижников — малых и великих, а смертью своей как бы освободил их всех от этой ответственности!.. Практически это не получилось, потому что такой расклад не устроил победителей во Второй Мировой войне, по-своему решавших задачи распределения ответственности за совершенные немыслимые преступления, но сконструированная Гитлером идея как бы зависла в воздухе!..

В итоге сформировалась и продолжает формироваться историческая фигура, вполне достойная стать основой если не мировой, то общенациональной религии — на что сам Гитлер недвусмысленно претендовал!.. И эта задача вовсе не снята с повестки будущих дней, поскольку со временем подвиги Гитлера не подвергнутся умалению, а эмоции, относящиеся к жертвам его преступного режима, постепенно и постоянно теряют остроту.

Задумайтесь о том, кто же нынче сокрушается о младенцах, якобы истребленных царем Иродом, или даже о вполне реальных жертвах Инквизиции?

Величайшим злодеем рисует Гитлера и иностранная (по отношению к Германии) пропаганда, хотя изредка (бывали такие случаи!) где-нибудь в Южном Вьетнаме или в Белоруссии правители позволяли себе отзываться о Гитлере с искренней завистью и восхищением!..

Но что будет, если Гитлера и его идеологию примут на вооружение воинствующие мусульмане?

Этого пока нет и не предвидится в ближайшие времена, но проблема еще приобретет свою актуальность — особенно тогда, когда через десятилетия мусульмане составят большинство населения и в Германии, и в России!..

Чрезвычайно трудно работать против такой живучей и безусловно перспективной легенды, являющей собою уже не полуправду, а чистейший и коварнейший обман, чреватый к тому же повторными попытками реализации эффективнейших методов политических манипуляций, не получивших и не получающих должного отпора.

Но все же мы беремся за попытку разоблачения этой черной магии , а потому снова обращаемся к легенде о полковнике Редле, непосредственным соратником которого и был, оказывается, Адольф Гитлер — что (помимо прочих преступлений его юности) сам же он постарался тщательно скрывать.

Автор искренне выражает благодарность друзьям в России, Германии и других странах, оказавшим неоценимую помощь в работе над книгой, а в особенности:

бизнесмену-интеллектуалу Евгению Хасину, поразившему меня ядовитыми оценками людей и событий и поддержавшему мое стремление заняться данным сюжетом,

Валентину Вербицу — некогда инженеру-физику, а ныне виртуозному профессиональному переводчику, без которого невозможно было разобраться в нюансах текстов на немецком и английском языках,

моим постоянным оппонентам — высокоэрудированному профессору-экономисту Вячеславу Юсиму и почти необразованному гению художнику-ювелиру Анатолию Лапцевичу, с увлечением разбиравшим со мною запутанные нити нераскрытых злодейств,