Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Узким местом , однако, должно было стать в данный момент то, что этот путь проходил через руки Занкевича — и Редль должен был понимать, к чему это может привести!

Так или иначе, но Редль заполучил план развертывания у Урбанского, отбыл к себе в Прагу, через какой-то срок доложил Урбанскому (следовательно — и Конраду), что посылка отправлена, а еще через несколько дней сообщил и то, что она прибыла в Петербург — все эти процедуры обязательны при нормальном функционировании шпионской связи.

Но все получилось не так, точнее — не совсем так.

Занкевич, получив план развертывания в собственные руки (заметим притом, что этот план у него никак не ассоциировался с Редлем, только что его, Занкевича, завербовавшего в австрийскую разведку), сообразил, что заполучил уникальный шанс избавиться от происшедшей вербовки. Если он, Занкевич, явится в Петербург с такой богатейшей добычей в руках, то обеспечит себе там самое максимальное благоволение начальства, какое только можно себе представить. Тогда можно будет поставить вопрос и о переводе из Вены куда-нибудь в другое место (и Занкевича действительно назначили командиром престижного полка, с которым он позднее и вступил в Первую Мировую войну [603] Алексеев М. Указ. сочин. Кн. I, с. 255. ), а на происшедшую вербовку просто наплевать.

Это был маневр, хорошо понятный поклонникам Ильфа и Петрова: именно так сбежал в первый раз подпольный миллионер Корейко от Остапа Бендера — и что тогда оставалось делать незадачливому шантажисту?

Расчет Занкевича основывался на том, что если злополучную пачку фотографий, на которых он развлекается с австрийскими контрразведчиками-гомосексуалистами, все-таки перешлют в Петербург, то это окажется и признанием Редля в том, что вербовка не удалась! Это и подтвердило бы, что он, Занкевич, изменником не стал! Поэтому были шансы на то, что эту пачку так и не пришлют! В худшем случае скандал бы вылился в потерю доброго имени и отставку, но не в осуждение за измену!

Это был, заметим, последний момент, когда Занкевич мог еще избежать удела подневольного австрийского агента: ведь все его предательство ограничивалось пока лишь принятием денег от Редля, а поставлять шпионскую информацию он еще не начал. В день вербовки он, возможно, сообщил Редлю нечто ценное и секретное, но тогда была возможность ссылаться на неожиданность и импровизированность возникшего контакта, и более серьезные вопросы Редля можно было временно оставить без ответа.

Кто знает, не совершил ли маневр, аналогичный Занкевичу, еще Рооп, также явившийся в Петербург летом 1905 года с богатейшей добычей, а затем тоже надолго покинувший военно-дипломатическую службу? Но если Редль дважды совершил аналогичную ошибку, то это, казалось бы, должно заставить нас лишить его лавров за гениальность!

Такие параллели здесь, однако, не совсем правомерны. Да и с Роопом у Редля произошла отнюдь не полная неудача: Рооп, конечно, сорвался с крючка , но он так никогда и не сознался в России о происшедшей вербовке, если она имела место, обеспечив тем самым бесперебойную дальнейшую деятельность агента № 25 !

Что ж, и Занкевич в этом тоже никогда не сознался, а деятельность агента № 25 прекратилась по совокупности причин, за большинство которых несет ответственность вовсе не Занкевич. Хотя в гибели Редля Занкевич, как оказалось, сыграл решающую роль!

Сейчас, во всяком случае, Занкевич ухватился за полученный план развертывания, вскочил вместе с ним в поезд и, не уведомив об отъезде ни Вену, ни Петербург, ринулся в Россию — навстречу своей судьбе. Проезжая же через пограничный Айдкунен, Занкевич вложил рубли, полученные от Редля, в конверт, написал адрес — и отправил к Никону Ницетасу! Ему в буквальном смысле жгли руки эти тридцать серебреников , полученные от Редля!

Изменником родины Занкевич стать не пожелал — и его красноречивое послание Редлю высказало это безо всяких слов!

Но Редль этого послания, повторяем в сотый раз, так и не получил!

Или у вас имеются другие объяснения смысла всех описанных событий?

Заметим, что ничто не мешало Занкевичу оставить эти рубли себе (деньги, как известно, не пахнут !), а потом все равно перестать быть австрийским шпионом; так, вероятнее всего, и поступил Рооп! Однако Занкевич счел себя обязанным совершить этот жест — красивый для него, Занкевича, и предельно обидный для Редля, который, повторяем, никак не ассоциировался у Занкевича с Агентом № 25, от которого только что был получен план развертывания!

Заметим, что параллельно и задачи Конрада не были еще решены до самого конца: план развертывания уже был успешно передан русским, но внутренний скандал вокруг произошедшей утечки секретнейшей информации так еще и не состоялся, а потому зависало и откладывалось и обоснование намеченной Конрадом корректировки старых планов.

Редль же в это время еще никак не мог рассматриваться в качестве подходящей кандидатуры в разоблаченного русского шпиона! На эту роль, повторяем, первоначально готовились незадачливые братья Яндричи.

Но Занкевич, похоже, телепатически уловил волнения и мольбы Конрада!

Последнего хода Занкевича Редль так и не просчитал. Сам отъезд Занкевича, незапланированный и едва ли согласованный с Редлем, должен был произвести на последнего неприятное впечатление, но необходимых мер предосторожности принято не было — да и какие меры нужно было принимать?..

Возможно, что и Беран в первый раз пришел проверять корреспонденцию на имя Никона Ницетаса с некоторым опозданием — и тут же угодил в ловушку. А вероятнее всего оказалась права редакция московского издания книги Ронге 1937 года — и письмо было перехвачено майором Николаи в Берлине еще на пути из Айдкунена в Вену; тогда Редлем и его помощниками вообще не было допущено никакой ошибки, кроме просчета реакции Занкевича, выславшего свое «донесение» не после возвращения в Петербург, а с самой границы.

Фантастическая же затяжка операции на многие недели, повторяем, — злостная выдумка Максимилиана Ронге, подхваченная позднейшими борзописцами (получатель, якобы, пришел за письмом на восемьдесят третий день ожидания , как это было, напоминаем, рассказано у Роуэна), — на самом же деле никаких необъяснимых задержек и вовсе не было!

Далее же события развивались по хорошо описанной схеме, в которой осталось, однако, несколько темных мест.

К ним мы и вернемся.

Ронге, конечно, ничего не мог узнать ни о вербовке Занкевича Редлем (пока не арестовал Берана и не начал о чем-то догадываться), ни о деятельности Агента № 25. Но Ронге был обязан услышать от Урбанского, что передачу тех документов русским, которую не удалось провернуть через него, Ронге, и через братьев Яндричей, осуществили по каким-то другим каналам. Едва ли тут было названо имя Редля, но и сам Ронге, прекрасно зная положение всех дел в австрийской контрразведке, даже не будучи гением, мог вычислить, что речь идет о его бывшем шефе Редле.