Тимофей Бордачёв - Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Также можно достаточно уверенно утверждать, что повышение роли НКО и представительство их интересов станут весомым фактором диалога власть – гражданское общество внутри России. Известно, что, несмотря на все трудности их взаимодействия с государствами, участие НКО в международных сетях способствует социализации их членов, повышению качества работы на национальном уровне и нередко большей защищенности в отношениях с национальными властями.

Кроме того, практика взаимодействия государства и организаций гражданского общества, существующая в ведущих странах континентальной Европы (Германия, Италия, Франция), уже отчасти внедряется в России. И, как показывает исторический анализ, имеет здесь гораздо лучшие перспективы, чем англосаксонский подход США. Что, впрочем, также касается деятельности бизнес-ассоциаций и отдельных компаний, совершенствование отношений и партнерства с которыми стоит в качестве ключевой задачи как перед российским, так и перед европейскими правительствами.

Исходя из наблюдения за сложившейся практикой отношений России и Европейского союза, можно выделить два типа решений, которые принимаются сторонами совместно. Во-первых, это документы и другие решения, которые Россия и страны ЕС принимают в рамках уже существующих межгосударственных механизмов. К их числу относятся существующее Соглашение 1994 года, «дорожные карты» четырех общих пространств, будущий договор России и ЕС на период после 2007 года, какую бы правовую форму он ни принял, решения совместных рабочих органов и документы, принятые в рамках «диалогов» и по отдельным вопросам сотрудничества. Здесь отдельное значение имеет влияние различий на ход переговорного процесса и его результативность, где отражаются не только административные культуры партнеров, но и интересы их «домашних». Во-вторых, это решения национальных органов власти в Москве и Брюсселе, связанные с реализацией двусторонней повестки дня либо влияющие на условия деятельности негосударственных игроков (бизнес и гражданское общество). В случае ЕС данный процесс происходит и на уровне законодательной и исполнительной власти отдельных стран-членов.

В настоящее время решения, принимаемые на этих уровнях, характеризуются высокой степенью дефицита демократии – отсутствия подотчетности административных органов власти и участия граждан и их ассоциаций в выработке и принятии решений. Сам по себе дефицит демократии является одной из важнейших проблем, с которыми сталкивается европейская интеграция по мере перевода все большего объема полномочий на надгосударственный уровень. Именно он стал в определенной мере толчком к началу общего системного кризиса ЕС, проявившегося летом 2005 года.

Не случайно, что повышение прозрачности механизма принятия решений и качества коммуникации между институтами ЕС и гражданами уже стоит в числе приоритетных пунктов программы оздоровления всего интеграционного процесса. При этом необходимо отметить, что меры, предлагаемые сейчас институтами ЕС в данном направлении, окажутся скорее всего недостаточными и будущая модель развития европейской интеграции потребует принципиально новых, гораздо более масштабных и глубоких изменений.

В случае России дефицит демократии, проецируемый Европейским союзом на своих соседей, принимает еще более угрожающие масштабы, поскольку накладывается на разбалансированные отношения между государством, бизнесом и гражданским обществом внутри страны. Не менее 80 % совместной повестки дня Россия – Европейский союз сконцентрировано в руках Европейской комиссии – института, в наибольшей степени страдающего от дефицита демократии. С российской стороны ключевыми партнерами ЕС также являются органы исполнительной власти, степень подотчетности которых слабому парламенту и обществу в целом также вызывает много вопросов.

В результате представители государственной бюрократии Москвы и Брюсселя не находят необходимым привлекать к обсуждению двусторонних инициатив неправительственных игроков. При этом Европейская комиссия следует собственной повестке, которая ориентирована на развитие экономики стран Общего рынка и пролоббирована правительствами, компаниями и ассоциациями стран ЕС. Российский государственный аппарат и бизнес со своей стороны не смогли пока выработать эффективных механизмов учета мнений друг друга, что негативно сказывается на их готовности должным образом выстраивать диалог с Брюсселем.

Самым наглядным примером такого положения дел стала совместная «дорожная карта» России и Европейского союза, подготовленная в рамках реализации концепции Общего экономического пространства и утвержденная на саммите Россия – ЕС 10 мая 2005 года. [149]Данный документ, подробно излагающий направления экономического и правового сближения сторон, содержит четыре упоминания о роли деловых кругов. В разделе «Инвестиции» (раздел 5) стороны соглашаются проводить

«... консультации с заинтересованными организациями, включая деловые круги, с целью выработки порядка и инструментов для улучшения условий взаимных инвестиций и снижения административных барьеров в развитии бизнеса». [150]

В разделе «Политика в области предпринимательства и экономический диалог», который вроде бы должен предполагать упоминание особой роли экономических игроков, только вопросы автомобильной, текстильной и аэрокосмической промышленности заслужили отдельного упоминания о «поддержке и облегчении диалога между ассоциациями текстильной промышленности обеих сторон». Вообще не упоминается бизнес в разделе «Транспорт», являющемся, по сути, одним из наиболее перспективных направлений возможной интеграции России и ЕС. Речь там идет только о «содействии развитию частно-государственного партнерства между государственным и частным секторами». В самом же важном на сегодняшний день и политически актуальном вопросе энергетики (раздел 4) предпоследний пункт ставит вопрос о том, чтобы «приступить к полномасштабному бизнес-диалогу энергетических компаний России и ЕС».

По всем другим направлениям (регулирование в области промышленной продукции (стандартизация, техническое регулирование и процедуры оценки соответствия), информационно-коммуникационные технологии, радио– и телекоммуникационное оборудование, электрические машины и оборудование, медицинские изделия, фармацевтическая промышленность, лесная промышленность и связанные с ней отрасли, химическая промышленность, горно-металлургический комплекс, сельское хозяйство, рыболовство, конкурентная политика, регулирование инвестиций, санитарные и фитосанитарные меры, внешняя торговля и таможенное законодательство, транспорт и телекоммуникации, экология) возможность и необходимость диалога с бизнесом вообще не упоминается.