Тимофей Бордачёв - Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Особенно жесткие формы эта борьба принимает в международном контексте. Если на внутренней арене государство еще может эффективно сотрудничать с бизнесом и гражданским обществом и даже возлагать на них часть обязанностей за перераспределение общественных благ, то в сфере мировой политики его ставка неизмеримо выше – выживание. Что ведет в конечном итоге к применению традиционных для суверенных государств силовых методов защиты и продвижения своих прав и интересов.

Все эти реалии свидетельствуют об одном: первопричиной нынешнего конфликта между Россией и существенной частью Запада, как и усиления конфронтационного характера международных отношений в целом, является управленческий вакуум и неготовность государств его заполнить. Этот вакуум и является самым главным глобальным вызовом, необходимость и стратегическую приоритетность ответа на который подчеркивает Сергей Караганов:

«Миру жизненно необходимо прямо противоположное – осмысление глобальных вызовов и качественно новое сотрудничество в поиске ответа на них». [155]

Вместе с тем сотрудничество отнюдь не является единственным инструментом внешней политики, который мировые державы могут использовать в своих усилиях по заполнению управленческого вакуума. Как показывает история, гораздо более распространенным методом всегда была конфронтация и борьба. Особенно в тех случаях, когда наиболее вовлеченное в мировые дела государство, Соединенные Штаты, находится в состоянии перехода от либеральной мессианской псевдоимперии к классической мировой державе, действующей на основе своих эгоистических интересов.

В течение последних лет американские элиты были серьезно озабочены проблемой неуправляемости мира. Выбор, как можно судить по внешней политике США, пока делается в пользу силового варианта оформления нового баланса сил. Что предполагает вызов потенциальных конкурентов на противостояние и постановку их перед дилеммами, где на кону стоит вопрос выживания в качестве самостоятельных субъектов международных отношений. Столкнувшись с таким вызовом в вопросах размещения в Европе элементов системы противоракетной обороны США, перспектив вступления Украины в НАТО и, наконец, с вооруженным нападением на своих союзников в Абхазии и Южной Осетии, Россия вызов приняла.

Оставаясь, как показывают официальные заявления, не до конца психологически готовой к классическому силовому противостоянию. Стремясь компенсировать эту свою неготовность за счет более тонкой, нежели американская, внешнеполитической игры. Ставка России велика:

«Важнейшая цель игры, которую нам навязывают – сознательно или бессознательно, – сорвать модернизацию России, поскольку выяснилось, что этот процесс ведет не к созданию вассала, а к возрождению конкурента. Новая конфронтация усилит позиции противников демократии и модернизации, мракобесов и даже коррупционеров». [156]

Нет уверенности в том, что России удастся удержаться на модернизационном пути развития, частью которого на определенном этапе должны стать демократизация и создание соответствующей требованиям XXI века структуры отношений государство – бизнес – гражданское общество. Откат на позиции политической автаркии, ведущей борьбу вовне и неэффективно контролирующей все внутри, как признают многие специалисты, очень вероятен, а с ним и поражение в глобальном соревновании держав и неизбежная утрата суверенитета.

Однако не менее серьезная дилемма стоит сейчас перед Европой. Сущность выбора, который должны сделать европейские политики, была обозначена блистательным Раймоном Ароном еще в 1981 году:

«Западная Европа, на мой взгляд... зависит от большого числа сил, не подконтрольных ей. Поэтому она вынуждена – чтобы не слишком терять уверенность в себе – держать слишком большое число пари. Но ведь всегда опасно держать слишком большое число пари». [157]

Сказано это было, напомним, на фоне нарастающего с середины 1970-х годов сотрудничества России и Западной Европы в области энергетики и одновременно усиления военно-стратегической ориентации ведущих европейских государств на США вплоть до размещения на континенте баллистических ракет средней дальности. Первое «пари» было обусловлено объективными потребностями европейской экономики, а второе – страхом перед усилившейся на последнем этапе холодной войны мощью СССР. Однако на этот раз задача выстраивать отношения баланса между Россией и США осложняется уже осознанной европейскими политиками неизбежностью выхода Европы на позиции самостоятельного игрока. Движение в этом направлении идет уже несколько лет, а его практическими проявлениями стали так называемая лиссабонская стратегия превращения ЕС в наиболее динамичный рынок мира, а также система двусторонних партнерств с растущими центрами силы (Китай и Индия).

К большей самостоятельности подталкивают Европу и внешние обстоятельства. В течение последних лет большую озабоченность ЕС вызывала возможность поиска Соединенными Штатами альтернативных по отношению к традиционному евро-атлантическому партнерству моделей регулирования мировой экономики и политики. На этом фоне усиление стратегических расхождений между США и Европой и приобретение трансатлантическими отношениями инерционного характера стали практически необратимыми. Конструктивная роль США в вопросах европейской безопасности минимальна и имеет тенденцию к переходу в негативное качество.

Со своей стороны государства Европы стремятся использовать в своих интересах фактор сокращения объективных возможностей США и конфронтационный характер их политики в отношении России. Неконструктивная позиция, которую занимает Вашингтон в отношении Ирана и постсоветского пространства, предоставляет ЕС и ведущим странам Европы поле для маневра и выхода на мировую арену в качестве единственного объективного посредника. Равно как и представление России в качестве одной из сторон конфликта позволяет ЕС закрепиться в роли универсального арбитра на постсоветском пространстве.

Можно предположить, что в определенной степени государства Евросоюза даже заинтересованы в сохранении российско-американской напряженности. Во-первых, легкая форма холодной войны между США и Россией способствует сохранению за Европой центрального места в мировой политике, но не ставит под удар территорию самих стран ЕС. Во-вторых, продолжение войны слов может быть интересно Европе в силу того, что она не располагает военно-политическими возможностями, но может проявлять большую дипломатическую активность, перехватывая инициативу и лидерство у сражающихся США, тем самым закрывая навсегда историческую главу своего «младшего партнерства» и становясь после стольких лет стратегической ничтожности реальным субъектом международных отношений.