Сергей Кара-Мурза - Статьи 1998-1999 г.

Самое первое и необходимое условие для возрождения хозяйства — восстановление здравого смысла в обществе в целом. Трезвость мышления всего народа и каждого человека. Не компетентность, не высокая сознательность, а просто трезвость ума. Вот это нам и мешают восстановить. В целом разговор идет очень трудно, «симфонии» идей не возникает. Всякую мысль, чтобы она как-то затронула душу, приходится распутывать, как клубок, до самого начала, до простейших понятий.

В последнее время массовым сознанием овладела давно выдвинутая оппозицией идея: «Необходима смена курса реформ!» Это, конечно, требование более фундаментальное, чем упование на «согласие трех ветвей власти» как средство выхода из кризиса. Однако сама расплывчатость понятия «курс реформ» вполне позволяет политикам под прикрытием этого лозунга спокойно провести еще один виток своего проекта. Поди определи, когда следует считать, что курс реформ изменился. Когда выплатили зарплату? Когда напечатали денег? Когда Чубайса заменили на Шохина?

Наша оппозиция сама предупредила, что в своих требованиях о смене курса она удовлетворится очень малым — когда заявила, что на общественный строй она не посягает и отношений собственности менять, в случае ее прихода к власти, не собирается. Даже не надо быть марксистом, чтобы понять: курс реформ предопределен не плохими моральными качествами «олигархов», не ошибками Черномырдина и не капризами Ельцина. Он задан жизненно важными интересами той социальной группы, что завладела собственностью, финансами и информацией. Не ущемив эти их интересы, существенно изменить курс реформ невозможно. Можно, оказывая давление или торгуясь, сделать реформы чуть-чуть более медленными и менее болезненными — как во время войны убедили фашистскую Германию не применять химического оружия. Но это же не изменение курса. Общее направление и цель при этом не меняются.

Необычность нашего положения в том, что политики оппозиции действуют в условиях страны, побежденной в войне (пусть «холодной»), под неусыпным надзором победителей. Приняв правила игры, заданные драконовской конституцией, лидеры оппозиции, вошедшие в политическую систему, не могут позволить себе даже теоретическое рассмотрение положения России в реальных понятиях и категориях. Поэтому возрастает роль внепартийных форумов и изданий, где можно поговорить по существу наших проблем, не компрометируя вождей оппозиции в глазах Мадлен Олбрайт.

Я не сторонник принципа «чем хуже, тем лучше». Когда тебя душат, любое послабление — благо, и его надо выторговывать. И мы аплодируем за это политикам от оппозиции. Но пока в голове совсем не помутилось, надо же думать о том, как совсем выскользнуть из петли. Тем более если ты сам сунул туда шею (очень уж любезно приглашали).

Так что же надо изменить в «курсе реформ», чтобы из петли выскользнули не шахтеры и не офицеры, а Россия как целостная сущность? Ведь офицеров можно даже в вермахт зачислить, в какую-нибудь зондер-команду — поежатся, но регулярное жалованье в твердых марках смягчит патриотическую ностальгию. А Кузбасс отдать Южно-Африканским компаниям. Тоже будут зарплату платить, и шахтеры касками стучать перестанут.

Как же отыскать в курсе реформ их убийственное начало — убийственное для всех нас вместе, как России?

Многие скажут: да есть ли такое начало? Ведь в России «системный кризис» — просто и понятно. Мол, системный — это значит все понемножку ухудшилось, а в сумме катастрофа. В среде демократов даже выработалась целая теория: никакого проекта перестройки и реформы не было, никто таких изменений не замысливал, все само собой прикатилось к нынешнему состоянию, «по объективным законам».

С этим никак нельзя согласиться. Был и проект, и выбор технологии разрушения, и специально натренированные кадры. Были точно найдены и те уязвимые точки нашей цивилизации, которые требовалось в первую очередь опорочить, а затем сломать. Следы всего этого остались, их не сотрешь и они поддаются исследованию строгими научными методами.

Полгода странных, но, видимо, необходимых для режима маневров с бутафорским правительством Кириенко были особым этапом политического словоблудия. Этот этап был хорош для обучения. Вот, Кириенко представил антикризисную программу — тут же Ельцин велел назвать эту программу «стабилизационной», поскольку никакого кризиса в России при нем быть не может. Кириенко тоже говорил о смене курса, о повороте к реальной экономике, но вся его «стабилизация» свелась к отказу от уплаты долгов, после чего он исчез где-то в Австралии.

Маленькие словесные хитрости политиков можно было бы посчитать вещью безобидной, если бы телевидение не превращало их в целый поток ложных изречений, который лишает нас способности здраво рассуждать. Не было в истории России времени, чтобы важные изменения в жизни страны готовились и проводились в такой тайне и прикрывались такой плотной газетно-телевизионной дымовой завесой. Разгоняют все правительство и начинают какие-то новые эксперименты с экономикой, но доклада об этом ни по радио, ни по телевидению не передают и в доступном виде не печатают. То на телеэкране маячила бодрая физиономия Лившица, который заменял объяснения ухмылкой, теперь выпускают Бунича с его галиматьей и туманными аллегориями.

Нам все уши прожужжали, что при советском строе не было гласности, а вот теперь мы превратились в «открытое общество» — у каждого министра завелся пресс-секретарь, все без утайки. Но вспомним первую крупную советскую хозяйственную программу после гражданской войны — НЭП. Сначала два больших доклада ученых, предлагавших разные подходы (Л.Н.Литошенко — фермерство, в продолжение реформ Столыпина, А.В.Чаянов — оживление трудового крестьянского двора). Потом — доклад Ленина с рядом его статей в печати. Наконец, ясный и всем понятный краткий закон, который сразу стал действовать.

Так же всем понятна была программа индустриализации — пятилетние планы излагались так, что смысл их был ясен каждому. Даже когда наломали дров в коллективизацию, то выправляли дело понятными, сразу вводимыми в жизнь решениями. Запретили обобществлять домашний скот и постановили выдать крестьянам ссуды для нового обзаведения коровами. И газеты с этим постановлением ходили по рукам, и на двери сельсоветов расклеили. Мы много говорили о катастрофе коллективизации, о том, как скот порезали. Так надо же и посмотреть, как быстро тогда положение выправилось, сегодня это кажется почти чудом.

Давайте сравним. В 1930 г., когда крестьянам навязали вместо артели негодную для русской деревни форму кооператива-киббуца, крестьяне стали резать скот, и в 1933 г. крупного рогатого скота в РСФСР осталось 21,4 млн. голов (в 1930 было 30,4 млн.). Потеряли треть скота. Правительство изменило колхозную политику, изменили устав артели — и к 1936 г. поголовье восстановилось — 30 млн. голов. За два с половиной года! После войны село окрепло, и в 1987, накануне реформы, в РСФСР было 60,5 млн. голов крупного рогатого скота. И с тех пор вот уже 11 лет поголовье сокращается и уже упало наполовину (на 1 января этого года было 31,7 млн.). Что же правительство? Каковы его шаги? Оно готовит «пакеты законов». Но никто на селе этих законов не знает и не понимает. Разве трудно было Кириенко (Гайдару, Черномырдину, Примакову — личности не так уж важны) сесть перед телекамерой и понятным языком за час-полтора объяснить людям, в чем суть программы правительства? Сделать это было нетрудно, да только не нужно это правительству, ни с какой точки зрения. Потому что их задача — скрыть от людей истинный курс реформ. Вся их политика — обман.