Сергей Кара-Мурза - Статьи 1998-1999 г.

В общем, я думаю, что реальность не дает никаких надежд на то, что в России произойдет откат, реставрация каких-то черт старой России, но с сохранением основных завоеваний советского строя. Скорее, в России происходит именно революция, которую ведут новые, не изученные марксизмом общественные силы, порожденные советским строем — союз номенклатуры с преступным миром, прикрытый пленкой свихнувшейся на правах человека интеллигенции. И эта революция создает новый, еще не имеющий определения социально-экономический уклад и особое государство. То, что этот уклад не описан в учебниках, нормально. Учебники сильно устарели. Да и авторы их никогда не интересовались ни Россией, ни Азией. Какой общественный строй сегодня в Ираке? А в Иране? А в Колумбии? Ведь ни в какую «формацию» загнать их невозможно.

Одно ясно — созданный у нас в результате уголовной революции строй несовместим с нормальной жизнью. И в то же время всем, думаю, уже понятно, что демократическим путем сменить его будет невозможно. Значит, пока он не стабилизировался, возможна именно реставрация какого-то приемлемого образа жизни. Для этого и насилия не требуется, поскольку нового государства еще нет, оно не обрело легитимности, уверенности народа в его праве на власть. А уж если пройдет много времени, и это уродливое политическое образование укрепится, единственным исходом останется революция. 2

Широко бытует ошибочное убеждение, будто выход из кризиса — проблема экономическая и ответ должны дать экономисты. На деле экономиста можно уподобить инженеру-эксплуатационнику, который обеспечивает нормальную работу данной хозяйственной машины (или даже ее подсистемы — смазки, питания и т.д.). Такой инженер часто не знает и даже не обязан знать теоретических принципов всей машины — например, термодинамики как теории паровой машины. И уж тем более инженер, специалист по дизелям, не обязан знать теории машины совсем иного рода (например, ядерной физики как основы атомного реактора). И когда слушаешь рассуждения экономиста-«эксплуатационника» о нашем кризисе, возникает смешанное чувство: о чем он вообще говорит? Ведь он явно не понимает, в чем суть рыночной экономики, почему она называется рыночной и в чем ее отличие от того хозяйства, которое было создано в СССР. А рассуждения рыночников вроде Гайдара вообще являются научным подлогом. Это все равно как очень грамотно рассуждать о поломках телевизора, в то время как надо починить мотоцикл.

Сравнение двух главных цивилизационных путей человечества — такая большая тема, что нам приходится разрабатывать ее в духе импрессионизма, мазками. Поначалу они кажутся беспорядочными, но, думаю, уже начинает просвечивать картина. Сделаем несколько замечаний о хозяйстве (прежде всего ведь здесь требуют «смены курса»).

Советское хозяйство было экономией — производством ради удовлетворения потребностей (для нас здесь в принципе неважно, каких — хотя бы каприза освоить Космос). Несущественно, называть ли советское хозяйство социализмом, казарменным социализмом, номенклатурным феодализмом и т.д. Важно, что оно очевидно не было хрематистикой — производством ради получения прибыли. Принципиальное различие экономии и хрематистики как двух несовместимых хозяйственных организмов сформулировал уже Аристотель. 3

Даже советская промышленность была продолжением крестьянского хозяйства, политэкономия которого разрабатывалась А.В.Чаяновым. Трудовой коллектив завода был вариантом общины. Производство и жизнь социального организма такого типа лишь в малой степени регулируются деньгами, хозяйство является принципиально немонетаристским. В СССР обмен продуктами внутри производства регулировался условными, фиктивными деньгами — «безналичными» (которые были разных типов). Они циркулировали по строго замкнутому контуру и не могли превращаться в реальные деньги, которые использовались на потребительском рынке. Поэтому не было ни инфляции, ни «кризиса неплатежей». По сути дела, в советской экономической системе была реализована идущая от Средневековья утопия (или ересь) «бесплатных денег» — кредита без ссудного процента.

Когда бригада Горбачева «открыла вены» экономике — позволила превращать фиктивные деньги в реальные, был разрушен потребительский рынок и финансовая система. Равновесие между доходами и товарной массой было грубо сломано (к тому же начался массовый и неконтролируемый вывоз товаров). Товары сдуло с полок, началась инфляция, опустела казна. Когда затем бригада Гайдара «впрыснула в вены» обязательные реальные деньги — попыталась превратить экономию в хрематистику с кровеносной системой монетаризма, наступил паралич («кризис неплатежей» и «отсутствие средств» с ростом баснословных богатств у тех, кто мог присосаться к артерии).

Этот паралич в рамках варианта «вперед — к рынку» устранить в принципе невозможно. Разорванная кровеносная система хозяйства — это бездонная бочка. Даже если в нее закачать все деньги Запада, они не оживят производство, а будут утекать обратно и оседать в западных же банках. Внутри России их остатки будут пропиваться на презентациях и тратиться на отделку мрамором всех бесчисленных контор. Никакой Сталин в рамках программы «вперед — к рынку» не мог бы заставить работать один тип экономики на крови совершенно иного типа. Восстановление хозяйства будет возможно, только если его организм «переварит» монетаризм, т.е. преодолеет вариант «вперед — к рынку». Но, судя по всему, в условиях открытости России (вступление ее в ВТО, следование программе МВФ) это невозможно.

Теоретически можно предположить, что построить в России рыночную экономику дополняющего типа (например, как в Бразилии) возможно, но лишь после полного, тотального разрушения всего старого советского хозяйства и выросших на нем социальных систем (жилищно-коммунальной, транспортной, здравоохранения и т.д.). Но это означало бы гибель большей части населения, что связано со слишком большим риском и для «демократов», и для их покровителей на Западе.

Движение вперед — к рынку, даже подслащенное, должно было бы преодолевать нарастающее сопротивление подавляющего большинства общества. Это противоречит главному принципу рынка (свободный контракт) и, таким образом, теоретически ведет не к рыночной экономике, а к умиранию общества или революции. Для реализации такой программы без насилия возможностей у реформаторов нет. Использование насилия почти наверняка поведет к войне, а это уже другая тема.

В результате мы оказались в тупике: советское хозяйство полуразрушено и работать ему не позволяют, но и в «рынок» Россия перепрыгнуть не может. Задыхается, как рыба на песке. Чем дольше идеологи и политики всех мастей обманывают людей, уверяя, что «они тоже за рынок», надо только немного изменить курс реформ, тем дольше продлится эта бессмысленная агония.