Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла

Однако, прежде чем эти усилия завершились окончательным успехом, СССР еще раз сделал попытку спасти положение. В сентябре 1938 года собралась очередная сессия Лиги наций. В Женеву приехал Литвинов. Он вызвал меня из Лондона для участия в работе советской делегации. Атмосфера в Женеве была накаленная. В кулуарах Лиги ходили самые тревожные слухи и рассказы. Со дня на день ждали нападения Германии на Чехословакию. Даже мирные швейцарцы производили противовоздушные упражнения и устраивали пробные затемнения.

В Женеве мы узнали, что французский министр иностранных дел Бонне, один из злейших врагов СССР, скрыл от большинства членов французского правительства заявление Литвинова Пайяру. Бонне все время объяснял предательскую линию Франции в отношении Чехословакии «пассивностью России» в чехословацком вопросе, и заявление советского наркома от 2 сентября его совсем не устраивало. Теперь оказывалось, что о готовности Советского правительства выступить на защиту Чехословакии во Франции-вообще никто не знает вплоть до членов ее правительства. Надо было во что бы то ни стало показать Франции и всему миру, какова же истинная позиция СССР. Именно поэтому Литвинов в своем выступлении 21 сентября 1938 г. уже с трибуны Лиги наций открыто повторил то, что за 19 дней перед этим он в дипломатическом порядке сообщил французскому правительству через Пайяра. Интрига Бонне провалилась, и ее разоблачение перед лицом всего мира способствовало укреплению международного авторитета СССР.

Два дня спустя, 23 сентября, британские представители в Женеве Батлер и лорд де ла Вар пригласили Литвинова и меня для разговоров о создавшейся ситуации. Англичане хотели знать, как советская сторона представляет себе конкретные шаги, вытекающие из заявления Литвинова, сделанного за два дня перед этим на заседании Лиги наций. В ответ Литвинов предложил созыв немедленного совещания представителей Англии, Франции и СССР в Париже или каком-либо другом подходящем месте (не в Женеве) для выработки мер по защите Чехословакии. Он прибавил, что советско-чехословацкий пакт взаимопомощи будет приведен в действие вне зависимости от того, какую позицию займет Лига наций (такое заявление было сделано чехословацкому правительству за три дня перед тем в ответ на запрос последнего о позиции Советского правительства). Далее Литвинов сообщил, что Советское правительство сделало правительству Польши важное предупреждение если Варшава вздумает напасть на Чехословакию для отторжения от нее Тешенской области (о чем тогда было много разговоров), то СССР будет считать советско-польский пакт о ненападении автоматически расторгнутым.

Батлер и де ла Вар казались очень заинтересованными заявлениями Литвинова и даже проявили что-то вроде полусимпатии к действиям СССР. Они обещали немедленно сообщить о содержании нашей беседы в Лондон и по получении инструкций оттуда вновь с нами встретиться… Увы! — эта новая встреча так и не состоялась (разумеется, не по нашей вине). Да и как могло быть иначе? Ведь именно в эти последние дни сентября 1938 года Чемберлен и Даладье завершали свою «операцию предательства» Чехословакии.

27 сентября Литвинов предложил мне немедленно вернуться в Лондон.

— Ваше присутствие там сейчас, — заявил он, — гораздо важнее, чем в Швейцарии.

В тот же день я выехал из Женевы. На вокзале была кромешная тьма, так как местные власти в этот вечер устроили пробное затемнение в городе. Рано утром 28-го я был в Париже. Шел дождь, и знакомые улицы французской столицы были пустынны и унылы. В Лондон я приехал в тот же день около четырех часов и прямо с вокзала отправился в парламент. Я попал к самому драматическому моменту.

Как известно, первое паломничество Чемберлена, к Гитлеру состоялось 15 сентября. Гитлер принял британского премьера в Берхтесгадене и выдвинул свои требования к Чехословакии, угрожая в случае отказа последней применить силу. Чемберлен вернулся в Лондон.

Состоялось экстренное совещание англо-французских министров, которое приняло требования Гитлера: 19 сентября под нажимом из Лондона и Парижа чехословацкое правительство также приняло эти требования [21]. Тогда Чемберлен вторично полетел на свидание с Гитлером. Оно состоялось 22–23 сентября в Годесберге. Чемберлен рассчитывал, что, положив на стол согласие Чехословакии, он заслужит одобрение «фюрера», но жестоко ошибся. Увидев в Берхтесгадене, что перед ним не стальной рыцарь, а набитый тряпками «человек с зонтиком», Гитлер решил, что нечего стесняться. На втором заседании с Чемберленом в Годесберге он выдвинул новые требования, гораздо более жесткие, чем в Берхтесгадене. Британский премьер был сильно обескуражен, но все-таки взялся «убедить» Чехословакию еще раз уступить. Он снова вернулся в Лондон и вместе с Даладье попытался вторично оказать давление на Прагу. Но тут у него вышла осечка: чехословацкое правительство отвергло «годесбергскую программу» Гитлера. В этом решении чехословаков сыграло свою роль полученное за несколько дней перед тем заверение советской стороны об ее готовности оказать Чехословакии помощь при всяких условиях, даже в случае предательства со стороны Франции. Гитлер был взбешен, и 26 сентября объявил, что, если до 14 часов 28 сентября Чехословакия не капитулирует, он открывает военные действия. Чемберлен и Даладье пришли в панику, и британский премьер обратился к Гитлеру и Муссолини с покорнейшей просьбой устроить свидание четырех для окончательного решения чехословацкого вопроса. Одновременно в целях создания соответственных настроений среди широких масс населения французское правительство издало приказ о призыве нескольких возрастов резервистов, а британское правительство мобилизовало флот и приняло некоторые меры противовоздушной обороны. Все в страшном напряжении Ожидали: согласится Гитлер на новую встречу или мет?

Когда 28 сентября я сел на свое место в парламентской галерее для послов, Чемберлен, весь какой-то встрепанный и возбужденный, стоял перед правительственной скамьей и нервно махал правой рукой, показывая всем зажатый между пальцами листок белой бумаги. Это было письмо Гитлера, только что, во время заседания, полученное в ответ на слезницу Чемберлена о встрече четырех. Гитлер соглашался на такое совещание. Чемберлен не скрывал своего восторга. Огромное большинство консерваторов устроили ему настоящую овацию. Лейбористы и либералы были более сдержанны, но тоже не скрывали своей радости. В такой обстановке Чемберлен покинул здание парламента, чтобы сразу же начать свое паломничество в Мюнхен.

На меня вся эта сцена произвела самое гнетущее впечатление. Было такое ощущение, точно видишь, как тяжелый автомобиль, переполненный людьми, катится вниз по откосу к пропасти и ты ничего не можешь сделать, для того чтобы его удержать. Сойдя с галереи для послов в кулуары парламента, я столкнулся с одним Знакомым лейбористом, который, как я видел, аплодировал Чемберлену.