Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла

Затем по инициативе Хораса Вилсона Вольтат посетил и его. Две беседы Вольтата с главным внешнеполитическим советником Чемберлена Вилсоном носили более всесторонний характер. Вилсон заявил, что его целью является «широчайшая англо-германская договоренность по всем важным вопросам», в частности: а) заключение англо-германского пакта о ненападении,

б) заключение пакта о невмешательстве и распределении сфер влияния, в) ограничение вооружений на суше, на море и в воздухе, г) предоставление Германии возможности включиться в эксплуатацию колоний и д) взаимное финансовое содействие и проблемы международной торговли. Когда Вольтат спросил, могло ли германское правительство внести в порядок дня еще и другие вопросы, Вилсон ответил, что «фюреру нужно лишь взять лист чистой бумаги и перечислить на нем интересующие его вопросы; английское правительство было бы готово их обсудить». Вилсон просил, чтобы Гитлер назначил какое-либо полномочное лицо для ведения переговоров по всем вопросам, касающимся англо-германского сотрудничества.

Дирксен записывает также: «Сэр Гораций Вилсон определенно сказал г-ну Вольтату, что заключение пакта о ненападении (с Германией. —И.М.) дало бы Англии возможность освободиться от обязательства в отношении Польши» [48].

Вилсон предложил Вольтату немедленно переговорить с Чемберленом для того, чтобы убедиться в его согласии с той программой, которую он развернул перед Вольтатом, однако Вольтат уклонился от встречи с британским премьером.

Вот какие разговоры летом 1939 года за спиной у СССР вел Чемберлен с Германией! Если в конечном счете из них ничего не получилось, то это уже зависело от таких факторов, над которыми британский премьер был не властен. И после этого историки и политики Запада осмеливаются бросать камень в Советское правительство, обвиняя его в сговоре, чуть ли не в союзе с Германией за спиной у Англии и Франции! Если бы Советское правительство даже поступило так, то оно лишь платило бы западным «демократиям» их же монетой. На самом деле, как будет показано ниже (см. гл. «Дилемма Советского правительства»), ничего подобного не было. Повторяю, летом 1939 года нам еще не были известны детали секретных переговоров между Англией и гитлеровской Германией Однако и того, что в июле 1939 года просочилось в печать и политические круги, было совершенно достаточно для серьезного беспокойства. Как писали тогда газеты и как признал Чемберлен в своем парламентском заявлении 24 июля, между Хадсоном и Вольтатом шел разговор о расширении англогерманских торгово-финансовых отношений и о предоставлении Англией Германии на определенных условиях огромного займа в пределах 500–1000 млн. ф. ст. Коммерческая сделка подобного масштаба имела первоклассное политическое значение Если член британского правительства считает возможным обсуждать такой проект с крупным сановником гитлеровского государства, значит., Мы не делали отсюда слишком далеко идущих выводов, но, естественно, наше недоверие к истинным намерениям британского правительства, взращенное всем прошлым опытом, в частности опытом тройных переговоров, только возрастало.

25 июля Галифакс пригласил меня к себе и сообщил о достигнутом в Москве соглашении немедленно начать военные переговоры. Я уже знал об этом из телеграммы НКИД, полученной мной накануне, но тем не менее выразил большое удовлетворение по поводу слов министра иностранных дел. Меня, однако, тревожили некоторые сомнения, и я попытался сразу же проверить, насколько они основательны.

— Скажите, лорд Галифакс, — спросил я, — когда, по-вашему, смогут начаться эти переговоры?

Галифакс подумал, посмотрел на потолок, точно что-то соображая, и затем ответил:

— Нам надо дней семь — десять, для того чтобы проделать всю необходимую предварительную работу.

Это значило, что фактически переговоры начнутся едва ли раньше, чем через две недели. Итак, Галифакс не собирался торопиться

— А состав вашей делегации для ведения военных переговоров уже определен? — вновь спросил я.

— Нет, пока еще нет… Мы сделаем это в ближайшие дни, — сказал Галифакс и затем прибавил: —Мы считаем, что наиболее удобным местом для военных переговоров был бы Париж, но, поскольку Советское правительство пожелало вести переговоры в Москве, мы готовы встретиться в Москве.

Я ушел от Галифакса с чувством большой тревоги: старая игра продолжалась, а между тем международная ситуация все больше накалялась. Милитаризация Данцига шла усиленным темпом, и напряженность в польско-германских отношениях становилась почти нестерпимой. 21 июля германское министерство иностранных дел заявило, что Данциг должен быть возвращен Германии «без всяких условий». На это лидер польской армии маршал Рыдз-Смиглы ответил, что, если Германия вздумает решить судьбу Данцига в одностороннем порядке, Польша возьмется за оружие. Около этого же времени английский генерал Айронсайд посетил Варшаву и вел там переговоры с польским генеральным штабом. На Дальнем Востоке развертывались серьезные события китайско-японская война продолжалась уже два года, и конца ей не предвиделось; на Халхин-Голе шли бои между японскими агрессорами и советско-монгольскими войсками; японские империалисты вели бешеную кампанию против Англии в Китае, бомбили ее суда на Янцзы, организовывали враждебные ей демонстрации в китайских городах, угрожали смертью проживающим здесь британским гражданам. Все это вызывало огромную тревогу в Англии, и широкие массы, в частности рабочие, все настойчивее атаковали правительство за его саботаж в ведении тройных переговоров. По всей стране, из конца в конец, неслось громкое требование — «пакт с Советским Союзом немедленно!».

Чемберлену опять приходилось изворачиваться, и 31 июля в парламенте состоялись бурные дебаты по вопросам внешней политики. Лидер либералов Арчибальд Синклер резко критиковал политику Чемберлена и требовал посылки в Москву для завершения переговоров о пакте «человека самого высокого политического ранга». Представитель лейбористов Далтон предлагал поехать в Москву самому Галифаксу или пригласить члена Советского правительства в Лондон. Иден настаивал на срочной отправке в СССР политической миссии, возглавляемой человеком такого ранга, чтобы он мог сноситься непосредственно с Советским правительством. В том же духе выступали и многие другие ораторы.

Отбиваясь от нападок за саботаж переговоров, Чемберлен вздумал опереться на прецеденты прошлого. Он говорил, что переговоры об англо-японском союзе 1903 года продолжались полгода, переговоры об англо-французской Антанте 1904 года шли девять месяцев, переговоры об англо-русской Антанте 1907 года заняли пятнадцать месяцев… Вывод был ясен: нынешние переговоры с СССР идут всего только четыре с половиной месяца, чего же вы от меня хотите? [49]. Трудно представить себе более яркий пример политического тупоумия, чем эти рассуждения британского премьера в обстановке уже почти начавшейся исторической бури.