Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла

Таким образом, сборник, о котором идет речь, включает в себя квинтэссенцию того, что может быть сказано против Советского Союза. На его страницах во всяком случае нельзя найти никаких послаблений, никаких скидок в пользу СССР. Тем любопытнее ознакомиться с документами, которые имеются в этом «обвинительном акте» против Советского правительства. Что же они говорят?

Весь сборник разбит на восемь разделов, из которых для нашей цели представляет интерес только первый. Он почти целиком охватывает период тройных переговоров (от 17 апреля до 14 августа 1939 г.). В первом разделе приведено 32 документа, весьма неравномерно распределяющихся по месяцам: в апреле—1, в мае —12, в июне —7, в июле —5, в августе (до 14 августа) —7 Однако гораздо важнее хронологического распределения содержание опубликованных документов.

В апреле, мае и июне приводимые документы в основном касаются экономических вопросов текущего порядка. Вопросы политические также иногда затрагиваются, но лишь изредка и попутно, нося характер ни к чему не обязывающего взаимного зондажа. Обычно речь идет о возможности улучшения отношений между СССР и Германией, которые в то время отличались большой напряженностью. Такие разговоры являются повседневной рутиной между дипломатическими представителями любых двух стран, отношения между которыми оставляют желать лучшего. Ничего «зловещего», направленного против интересов Англии и Франции, в советско-германских разговорах указанного периода нет. Ни о каком двуличии советской политики говорить не приходится. Приведу некоторые конкретные детали.

К апрелю, как только что было упомянуто, относится лишь один документ. Он является записью переговоров между германскими и советскими представителями в Берлине о статусе советского торгпредства в Праге и о выполнении советских заказов на заводах Шкода, сделанных там еще до захвата Чехословакии Германией. Вопрос этот, как видим, относился к области текущих экономических отношений между двумя странами и не имел никакого заострения против западных держав.

5 мая видный представитель германского министерства иностранных дел Шнурре, занимавшийся главным образом экономическими вопросами, пригласил к себе советского поверенного в делах в Берлине Астахова и сообщил ему, что заводам Шкода предписано выполнить советские заказы. Астахов, естественно, выразил удовлетворение по поводу этого сообщения и поинтересовался, не будут ли в ближайшем будущем возобновлены прерванные в феврале 1939 года советско-германские переговоры (также по вопросам экономическим), на что Шнурре дал уклончивый ответ. Далее Шнурре в своей записи этого разговора говорит:

«Астахов коснулся отставки Литвинова (которая произошла за два дня перед тем. —И. М) и, не спрашивая прямо, пытался выяснить, не приведет ли это событие к изменению нашей позиции в отношении Советского Союза» [68].

Если Шнурре правильно передает то, что говорил в данной связи Астахов (в чем, конечно, никак нельзя быть уверенным), то надо полагать, что он хотел произвести известный зондаж: отставки Литвинова тогда истолковывалась на Западе как переход СССР от сотрудничества с Англией и Францией к политике изоляции или даже к сотрудничеству с Германией Галифакс 6 мая (об этом я уже упоминал) поставил мне прямо в лоб вопрос, как надо понимать освобождение Литвинова от обязанностей наркома иностранных дел и остаются ли в силе сделанные нами 17 апреля предложения о тройственном пакте взаимопомощи. Советскому правительству могла быть полезна информация о том, как реагируют правящие круги Германии на происшедшие в Москве перемены. Но весьма вероятно, что на самом деле вопрос об эффекте отставки Литвинова на германо-советские отношения поставил сам Шнурре и только в своей записи разговора изобразил дело так, будто бы данный вопрос исходил от Астахова (подобные трюки встречаются в практике буржуазной дипломатии), ибо, когда четыре дня спустя, 9 мая, тот же Астахов представлял работнику германского министерства иностранных дел Брауну фон Штумму вновь прибывшего корреспондента ТАСС Филиппова, то в ответ на вопрос Штумма, какое влияние на советскую внешнюю политику произведет смена, происшедшая на посту наркома иностранных дел, Астахов сказал, что Литвинов проводил не свою собственную политику, а политику, «вытекающую из общих принципов Советского государства» [69]. Какая бы версия названного разговора ни была правильной, во всяком случае не подлежит никакому сомнению, что зондаж об эффекте отставки Литвинова отнюдь не означал чего-либо, имеющего хотя бы отдаленное сходство с переговорами о соглашении с Германией.

17 мая Астахов опять посетил уже известного нам Шнурре и вел с ним переговоры о статусе советского торгпредства в Праге. Затем Шнурре в своем отчете пишет:

«Во время разговора, который далее последовал, Астахов опять подробно коснулся развития германо-советских отношений».

Из формулировки Шнурре неясно, кто был инициатором разговора на данную тему, но, если им был Астахов, то, даже по записи Шнурре, все, что он по этому поводу сказал, было проникнуто большим недоверием к Германии Астахов выразил удовлетворение в связи с известной сдержанностью в отношении СССР, проявленной германской прессой за предшествующие недели, но тут же прибавил, что «Советы пока еще не могут решить, не является ли такая сдержанность временным перерывом, преследующим тактические цели» [70]. Астахов указывал на пример итало-советских отношений, как прообраз того, что возможно и в отношениях между СССР и Германией.

Во всех разговорах советских представителей в Берлине с германскими дипломатами не было решительно ничего такого, что выходило бы за рамки естественной повседневной заботы об улучшении отношений между двумя странами, находящимися в состоянии большой напряженности Никаких признаков какого-либо злокозненного «заговора» против Англии и Франции в них нельзя открыть даже под микроскопом.

20 мая произошло гораздо более важное событие: в этот день германский посол в Москве Шуленбург посетил наркома иностранных дел СССР и сделал попытку возобновить прерванные в феврале германо-советские торговые переговоры. Это было явным авансом, который Германия делала по адресу СССР. Что же он получил в ответ? Советский нарком не только не выразил по этому поводу каких-либо восторгов, но, напротив, довольно резко заявил, что вся история предшествующих переговоров между двумя странами по вопросам торговли производит на Советское правительство впечатление несерьезной игры со стороны Германии, игры, имеющей, очевидно, какие-то политические цели. Отсюда нарком делал тот естественный вывод, что, прежде чем возобновлять эти переговоры, следует создать для них необходимую «политическую базу», то есть ул5у1чшить политические отношения между обеими странами [71].