Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла

Переговоры о новом торговом соглашении, которые пришлось вести в Лондоне мне и нашему тогдашнему торгпреду в Англии А. В. Озерскому, человеку умному и гибкому, оказались очень трудными и продолжались целых 15 месяцев. Почему? Потому ли, что самый предмет переговоров был слишком сложен? Потому ли, что противоречия между СССР и Англией в области торговли были чрезвычайно остры? Нет, не поэтому. Переговоры оказались трудными и потребовали много времени потому, что британское правительство все время стремилось приводить в отношении Советской страны политику враждебной дискриминации. В этом была суть. Именно отсюда вырастали все главные споры и конфликты, которые подчас принимали даже драматический характер.

В самом деле, каков был ход событий? Я не собираюсь здесь излагать его подробно (это сделано мной в другой книге [7] Акад. И. М. Майский, Воспоминания советского посла в Англии, Изд-во ИМО, 1960 ), но об основных моментах переговоров я должен сейчас хотя бы кратко упомянуть.

Начну с самого начала. Советское правительство прекрасно понимало, что после Оттавской имперской конференции (осенью 1932 г.) и перехода Англии от свободной торговли к протекционизму неизбежен пересмотр прежних торговых договоров между Великобританией и другими странами. Такой пересмотр действительно шаг за шагом и был осуществлен. Но как это обычно производилось? Обычно английское правительство, не денонсируя старый договор, предлагало соответственному правительству вступить в переговоры для внесения в этот договор тех или иных изменений, ставших необходимыми в связи с коренным поворотом в торговой политике Англии. Такой метод действий был вполне разумен и законен, ибо сводил к минимуму трудности, с которыми было связано приспособление английской торговли с данной страной к новым условиям.

А как поступило британское правительство в отношении СССР? Совсем иначе!

16 октября 1932 г. британский министр иностранных дел Джон Саймон совершенно неожиданно прислал советскому полпредству в Лондоне не очень вежливую ноту, в которой сообщал, что английское правительство односторонним актом денонсирует англо-советское торговое соглашение 1930 года. Для нас это был удар грома среди ясного неба. Советское правительство было поставлено перед совершившимся фактом, и притом весьма недружественного характера. Такой характер его еще больше подчеркивался тем, что в своей ноте Саймон даже не предлагал нам открыть переговоры в целях заключения нового торгового соглашения, а лишь выражал готовность «вступить в обсуждение ситуации, созданной денонсированием» прежнего торгового соглашения.

Здесь была налицо явная дискриминация в отношении СССР, дискриминация № 1.

Далее, какие требования выдвинуло британское правительство, когда торговые переговоры, наконец, начались? Эти требования в основном сводились к двум пунктам: а) Выравнивание торгового баланса между СССР и Англией (до того Англия имела в торговле с нами пассивный баланс). Но… Англия имела весьма пассивный баланс также в торговле с США, Германией, Аргентиной, Данией и рядом других стран и все-таки никогда не требовала от них изменения такого положения. Исключение опять-таки было сделано только в отношении СССР. Это была дискриминация № 2. б) Право британского правительства в любой момент односторонним актом ограничивать или даже запрещать ввоз в Англию любых советских товаров, если, по его мнению, такой ввоз грозил подорвать позиции Канады на английском рынке. Подобных претензий британское правительстве никогда не предъявляло ни к какой другой стране. Только в отношений СССР еще раз было сделано исключение. Это была дискриминация № 3.

Не довольствуясь двумя только что указанными требованиями, британское правительство чрезвычайна осложнило переговоры внесением в них некоторых совершенно посторонних вопросов.

В то время, в связи с трудностями первой пятилетки, в капиталистическом мире было широко распространено убеждение, что попытка индустриализации СССР провалилась, что почва под ногами Советского правительства шатается и что в самом близком будущем можно ожидать окончательного краха всей советской системы. Укреплению таких взглядов в Англии в немалой степени способствовал тогдашний британский посол в Москве сэр Эсмонд Овий, который зимой 1932/33 года слал в Лондон доклады о внутреннем положении СССР один другого мрачнее. Английское правительство, в частности министр иностранных дел Саймон, охотно глотали присылаемую Овием информацию (ведь им так хотелось, чтобы это было правдой!) и решили воспользоваться, как им казалось, благоприятной конъюнктурой для сведения своих счетов с «Москвой».

В результате лондонские политики задались целью «продать» новое торговое соглашение СССР возможно дороже. Вот почему в дополнение к удовлетворению двух вышеупомянутых требований они выдвинули как условие подписания нового соглашения еще уступки СССР по следующим трем пунктам: компенсация английских капиталистов, пострадавших от Октябрьской революции; оплата «потерь» англо-американской компании «Лена Голдфилдс» [8]и, наконец (это может показаться анекдотом, но это, к сожалению, было дипломатической реальностью), установление в магазинах «Торгсина» [9]цен на продаваемые в них товары в соответствии с ценами мирового рывка. Вот до какой бесцеремонности доходило тогда британское правительство! Это была дискриминация № 4.

Совершенно очевидно, что позиция, занятая английской стороной в торговых переговорах, уже сама по себе крайне затрудняла достижение соглашения. Положение, однако, еще более ухудшилось, когда в марте 1933 года в игру вошел новый и чрезвычайно взрывчатый фактор.

В годы первой пятилетки Советское правительство имело договоры о технической помощи с рядом крупных фирм в капиталистических странах. В числе этих фирм был известный английский концерн «Метрополитен-Вик — керс», который содержал в Москве специальную контору и инженеры которого работали на различных советских стройках. 12 марта 1933 г. около 25 служащих «Метро — политен-Виккерс» в СССР, в том числе 6 английских инженеров, были арестованы по обвинению в шпионаже и вредительстве.

Это событие вызвало в Англии бурную реакцию, которую всячески поддерживало и раздувало само правительство. Крайне зловещую роль при этом опять-таки играл британский посол в Москве Овий. Если бы сразу после ареста английских инженеров Овий ограничился запросом к Советскому правительству о причинах ареста, а также заботой о том, чтобы арестованные находились в хороших условиях, чтобы следствие велось без задержек и подсудимым была бы обеспечена надлежащая защита, никто не имел бы возражений против его действий. Прямая обязанность всякого посла — проявить интерес и заботу о соотечественниках, подвергшихся репрессии в стране его аккредитования. Но Овий пошел гораздо дальше. Будучи воспитан в традициях британского вели — кодержавия, он вообразил, что может диктовать свои условия Советскому государству. Это была дискриминация № 5.