А. Арбатов - Российская национальная идея и внешняя политика. Мифы и реальности.

Что же остается — уйти в небытие как великой или даже просто крупной державе XXI века, вернуться в союзе ли с Китаем или самостоятельно к масштабам Московии пятисотлетней давности? Есть, как представляется, еще один, гораздо лучший путь. Он состоит в постепенном, тщательно продуманном и согласующемся с российской спецификой объединении России с Большой Европой. Или, если угодно, в возвращении в Европу, неотъемлемой частью которой Русь была тысячу лет назад.

Если в ряду мировых центров силы Россия через 20 лет будет почти не видна, то в европейском масштабе она может остаться одной из крупнейших стран, сравнимой по экономическому потенциалу с Германией, Францией, Италией и Великобританией, а по населению и тем более территории — превосходящей их. Интеграция превратит эти преимущества из предмета извечной европейской озабоченности в фактор могущества и самостоятельности. Уже сейчас ЕС — главный торговый партнер России, потребляющий 32 % ее экспорта и дающий 35 % ее импорта; на нее приходится более половины всех совместных компаний с иностранными капиталовложениями. Западная Европа импортирует 41 % энергоносителей из России. [18] EUROSTAT, Statistics in Focus, External Trade,1996, № 8, p. 55–57. Вступившее в силу в декабре 1997 г. Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС, несомненно, даст стимул к дальнейшему развитию этих отношений, и более всего от индустриальной политики России будет зависеть повышение качества ее экспорта в ЕС.

Европа не станет и не сможет сделать Россию сырьевым придатком или зависимым государством, не поставит под вопрос ее территориальную целостность. Напротив, она будет в высшей степени заинтересована в стабильной и передовой России, в совместном освоении и использовании природных богатств Сибири и Дальнего Востока, чтобы избавиться наконец от вековой зависимости от нестабильных регионов мира и от нужды в американской защите своего энергоснабжения. В таком сотрудничестве наверняка примет участие и Япония, да и Китай получит возможность удовлетворить свои нужды в сырье и энергоресурсах за счет нормального импорта из Сибири.

В культурном отношении Европа ближе всех для России и, кстати, даже в худшие годы изоляции Россия всегда оставалась великой частью европейской культуры и цивилизации. Европа накопила опыт интеграции при сохранении национальной и культурной самобытности. Наконец, реинтеграция России с самыми близкими странами — Украиной и Белоруссией — будет бесконфликтной, взаимовыгодной и естественной именно в более широких рамках европейской интеграции, равно как и возвращение России в экономику и политику Центральной и Южной Европы.

Мемуары политиков и исследования историков свидетельствуют, что современникам всегда было чрезвычайно трудно, многим — совершенно невозможно, примириться с падением империй. Кроме явных случаев поражения в большой войне, эти катаклизмы никогда не выглядели для очевидцев обоснованными и логически объяснимыми, и потому им на ум всегда приходили теории "предательства", "заговора", "козней из-за рубежа". [19] См.: Paul Kennedy. The Rise and Fall of the Great Empires. Random House, New York, 1987. К тому же крах империй всегда казался иррациональным, поскольку непосредственно вел к ухудшению жизни в метрополии и тем более к нищете, диктатурам и войнам в колониях (вспомним Латинскую Америку после испанского владычества, Индокитай после французского, а о постколониальной Африке уж и говорить нечего). В этом смысле крушение империй без большой войны всегда несет элемент таинственности и мистики — гораздо больше, чем их рождение и подъем.

Посему беспредметны продолжающиеся ожесточенные споры о том, хорошо или плохо было то, что в 1991 г. Советский Союз был упразднен. Как в случае с другими империями до того, это не хорошо и не плохо, это факт истории, хотя последовавшие затем события обернулись невзгодами и трагедиями для многих людей. Прошедшее с того времени пятилетие показывает, что — какими бы ни были мотивы политиков на тот момент — это не было исторической случайностью или недоразумением с точки зрения существа происшедшего. Хотя формы, конкретное время, а также последствия случившегося, конечно, могли быть другими — причем, как лучше, так и хуже (пример Югославии у всех перед глазами).

В прошлом крушение великих империй вело или к их полному исчезновению и забвению (империя Александра Македонского, римская, монгольская империи, арабские халифаты) или же к их низведению от статуса ведущих держав до роли второстепенных государств, зависящих от поддержки и покровительства более сильных наций, как это произошло с Великобританией, Францией, Германией, Испанией, Португалией, Бельгией, Нидерландами, Турцией, Австрией.

Но империи никогда не возрождались, во всяком случае в прежних общественных формах и границах, и потому психологически объяснимая ностальгия по "России, которую мы потеряли" — будь то Царская Империя или Советский Союз — в смысле государственной политики есть, несомненно, тупиковый, и более того — самоубийственный путь.

Исключительность России не в том, что она способна дважды или трижды "вступить в ту же реку", а совсем в другом, и она действительно может оказаться редким исключением из правила, каковы бы ни были ее нынешние трудности и слабости. Суть в том, что, несмотря на утрату колоний и протекторатов на западе и на юге, на востоке Россия сохранила свою богатейшую и обширнейшую провинцию — Сибирь и Дальний Восток. Некоторые эксперты считают, что там содержится 40–50 % всех доступных для экономического использования ресурсов планеты. Если эти ресурсы разумно и эффективно эксплуатировать, то Россия имеет все шансы в конечном итоге опять возродиться в качестве великой державы, сравнимой по мощи с ведущими государствами мира.

В советский период эти ресурсы активно разрабатывались. Но основная цель их эксплуатации, как и движущая сила всей империи, заключалась в наращивании советской военной мощи и политики конфронтации с Западом и с Китаем. Это определяло в первую очередь военный характер развития, строительства и заселения Сибири и Дальнего Востока, расточительную, экстенсивную и варварскую с точки зрения экологии эксплуатацию их естественных богатств, широкое использование рабского труда ГУЛАГа. С падением советской империи и дезинтеграцией ее централизованной экономики и огромной военной силы Москва фактически забросила эти земли. По ним больнее всех ударили эксперименты с "шоковой терапией" и "макроэкономической стабилизацией", хозяйственно-финансовый кризис. Целые города и промышленные области находятся в запустении, военная инфраструктура разваливается, происходит массовый отток населения в европейскую часть России. Из огромного источника благ эти регионы превращаются в зоны бедствия и потенциально в главную ахиллесову пяту российской безопасности, суверенитета и целостности.