Михаил Антонов - Капитализму в России не бывать!

Курс на иностранные концессии себя не оправдал. Кажется, кроме карандашной фабрики международного авантюриста Арманда Хаммера да нескольких горных предприятий в Сибири удачных концессий у нас так и не появилось. А те немногие, которые пытались пустить корни в Советской России и для этого умеряли свои аппетиты в отношении размеров прибыли — устанавливали рабочим зарплату, намного более высокую, чем на государственных заводах и фабриках, были закрыты, потому что разлагающе действовали на российский пролетариат. Но главное — страна оказалась перед угрозой голода.

Уже в 1928 году Сталин столкнулся с трудностями в заготовке хлеба. Зерно в стране было, но кулаки не хотели продавать его по ценам, установленным государством. Стало ясно, что с вольницей для кулаков, какой был нэп, надо кончать. Оказалось, что десять лет были потеряны для индустриализации страны, и СССР не был готов к отражению нападения со стороны империалистов Запада, угроза которого становилась все более очевидной.

Сталин поставил вопрос предельно четко и жестко: мы отстали от передовых стран Запада на 50 — 100 лет; либо мы пробежим этот путь за 10 лет, либо нас сомнут. Расчет оказался точным: до нападения гитлеровской Германии на СССР оставалось чуть больше десяти лет. Но если десять лет были для индустриализации потеряны, то ее придется проводить форсированно, с напряжением всех сил народа. И проводить ее может, только сильное государство. Значит, и ленинский курс на ослабление государственности тоже должен быть пересмотрен.

Вот тут нэпу пришел конец — совершенно объективно. А вместе с ним кончилось и время того «тончайшего слоя партийной гвардии», который рассматривал Советскую Россию как вечного ученика передовой Европы. «Гвардейцы» еще оставались в строю, громко, со скандалами, выясняли между собой, у кого из них больше партийный стаж, кто дольше сидел в тюрьмах и больше побегов совершал с каторги, но курс партии определяли уже не они. «Ленинский призыв» в партию, который Сталин преподнес как посмертный подарок Ильичу, в действительности привел к тому, что «старая гвардия» совершенно потонула в этом новом мощном потоке.

Установка на построение социализма в одной, отдельно взятой, стране, причем, по мнению «верных ленинцев», стране отсталой, некультурной, казалась им нарушением самых основ марксизма и ленинизма и объективно толкала их в оппозицию сталинскому режиму. И 1937 год стал «началом конца» этой оппозиции. Чистка кадров вылилась в государственный переворот, большевики (замечу попутно, что Ленин страшно не любил это слово) взяли верх над коммунистами-ленинцами. В зрелом советском обществе не было ничего, что роднило бы его с коммунизмом Маркса и Ленина. То, что Сталин называл себя верным ленинцем, лишь запутывало дело. (Может быть, Сталин только говорил о своей верности учению Ленина. А на деле он, как известно, относился к Ленину с легкой иронией, например, называл его «Ленин Ламанчский». И некоторые декреты покойного вождя, как, например, установку на беспощадную борьбу с Православной Церковью, просто отменил безо всяких обсуждений.)

Курс на индустриализацию, на превращение нашей страны в великую мировую державу, казавшийся оппозиции профанацией марксизма, был с энтузиазмом встречен передовой частью народа. Он отвечал глубинным основам русского национального характера, поскольку наш народ с полной отдачей трудится лишь для великого дела (о русском национальном характере надо писать отдельно), причем русский человек должен ощущать свою причастность к историческим свершениям своего государства. Это как бы гражданская, государственная религия тоталитарного человека, каким русский человек сложился исторически и является по самой своей сути. Но с теорией социализма дело обстояло по-прежнему неважно, и корень трудностей заключался в одной ошибке классиков марксизма, которая до сих пор не только не исправлена, но даже и не выявлена.

Весьма тяжкие последствия повлекла за собой одна неточность классиков — рассмотрение социализма и коммунизма как двух стадий одной и той же общественно-экономической формации. В действительности же это совершенно разные формации, к тому же относящиеся к различным цивилизациям.

Маркс это чувствовал и после анализа капитализма, осознав его неполноту (в немалой степени под воздействием процессов, происходивших в России), собрал богатейший материал для анализа особенностей азиатского способа производства,но смерть помешала ему осуществить свой замысел. Ленин был типичным российским интеллигентом, ориентированным на Запад, но на наиболее радикальное течение европейской мысли — на марксизм. Он считал, что русский рабочий много хуже немецкого, английского или французского, но азиат был еще хуже. Слово «азиатчина» было у Ленина синонимом отсталости и некультурности. Поэтому особенности азиатского способа производства остались для него тайной за семью печатями.

А между тем Россия — это страна в большей степени с азиатским способом производства, чем с известным Западной Европе. Русские — народ с азиатским менталитетом, с азиатской судьбой. Точнее говоря, это народ особого склада, народ евразийский. Пожалуй, первыми об этом во весь голос сказали в 20-е годы прошлого столетия евразийцы — небольшая группка белоэмигрантов, пытавшихся осмыслить развитие Советской России того времени.

Они в своих теоретических построениях исходили из того, что Россия — шестая часть света, ЕВРАЗИЯ — «узел и начало новой мировой культуры». России предначертан особый исторический путь и своя миссия в истории. Русская национальность не может быть сведена к славянскому этносу, в ее образовании большую роль сыграли тюркские и угро-финские племена («без татарщины не было бы России»). Русские, в короткий исторический срок пройдя от Великого Устюга до берегов Тихого океана, навсегда стали нацией первопроходцев, «духовных кочевников», даже если оставались земледельцами. Русские — «народ-всадник», хотя бы и практикующий трехполье. Они обрели новое качество — «становиться могущественной ордой». В русских землепроходцах, в размахе русских завоеваний и освоений — тот же дух, то же ощущение континента, что и у монгольских завоевателей, он противостоит западноевропейскому ощущению моря. Русская нация — континентальная, в отличие от англичан, нации океанической. (Это деление наций на континентальные и океанические, находящиеся между собой в многовековой борьбе, лежит в основе теорий основоположников геополитики.) Основателями русского государства были не киевские князья, а московские цари, унаследовавшие империю монгольских ханов. Россия — наследница Великих Ханов, продолжательница дела Чингиза и Тимура, объединительница Азии. В ней сочетаются одновременно историческая «оседлая» и «степная» стихия. Русские — имперский народ, они по своему менталитету гораздо ближе к казахам, киргизам или калмыкам, до начала XX века остававшимся кочевниками, чем к европейцам. А народы, жившие в районах поливного земледелия, например, узбеки, к евразийским не относятся, это — типичные азиаты. Народы России образуют особую многонародную нацию, их союз сложился исторически и основывается на общей для них приверженности принципу социальной справедливости.