Михаил Антонов - Капитализму в России не бывать!

А либералы предлагали выпекать хлеб для простонародья из ржаной муки с примесью картофеля, «тогда половинное количество ржи может пойти за границу для поддержания нашего кредитного рубля без ущерба народному продовольствию». Дался же им этот наш кредитный рубль — с гневом пишет Энгельгардт, — «точно он какое божество, которому и человека в жертву следует приносить». Ржаной хлеб — отличная еда для взрослого, а для детей? Дети русского земледельца питаются хуже, чем телята у хорошего хозяина. «Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно… Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаем кровь нашу, т. е. мужицких детей … Государству разве не выгоднее поступать как хорошему хозяину? И что же это за наука, которая проповедует такие абсурды!»

Зато «радетели за народ» завопили, когда оказались ущемленными также и их интересы — подорожало мясо:

«Интеллигентный человек живет не хлебом. Что ему значит, что фунт хлеба на копейку, на две дороже. Ему не это важно, а важно, чтобы дешево было мясо, дешев был мужик, потому что ни один интеллигентный человек без мужика жить не может».

От Энгельгардта досталось не только барину и паразитическому государству, но и прислуживавшим им наемным писакам.

В начале XX века производство сельскохозяйственной продукции в России, действительно, росло, однако заслуга в этом принадлежит не Столыпину с его реформой (она-то как раз стала тормозом), а, как показано в ряде серьёзных исследований, быстрому развитию крестьянской кооперации.

Разбираясь в причинах быстрого разорения российского сельского хозяйства, Шарапов убедился в том, что после прихода в Министерство финансов «новых финансистов» во главе с С.Ю.Витте была разрушена старая система кредитно-денежного обращения. Не создав ничего нового, Министерство финансов не смогло обеспечить сельское хозяйство достаточными оборотными средствами, которые помогли бы его перестроить на новых принципах взаимоотношений между крестьянами, помещиками и государством. Достаточно было бы удовлетворить денежный голод землевладельцев (помещиков и крестьян) и промышленников путём контролируемого монархом выпуска бумажных денег, имея в виду, что они нуждаются всё-таки в определённом металлическом фундаменте, и вся экономика ожила бы.

При этом, считал Шарапов, можно было бы в непродолжительный относительно срок поднять государство без привлечения капиталов извне и не пользуясь внешними займами, а только за счёт внутренних ресурсов.

Вот и Нечволодов не стал бы радоваться, как М.Назаров, росту экспорта продовольствия, в особенности хлеба (а это — главный предмет нашего вывоза) из России, потому что «мы вывозим значительно больше, чем можем, то есть не продаём, а распродаёмся. Мы вывозим всё: хлеб, мясо, яйца, а вместе с тем вывозим частицы нашей почвы… как говорил Вышнеградский, — «сами недоедим, а вывезем!». Результатом этого, помимо самых тяжёлых условий жизни, является прямое недоедание нашего населения… и вследствие этого его всё возрастающая слабосильность, не говоря уж о страшном недовольстве населения своими условиями жизни. Отчёты военного министерства об ежегодном исполнении призыва дают поражающую картину постепенного вырождения нашего, когда-то самого сильного в Европе народа».

Как видим, Нечволодов вполне солидарен в этом вопросе и с Энгельгардтом, и с Шараповым.

И их выводы подтверждаются данными статистики.

В 1913 году Россия получила рекордный урожай зерновых — 76,5 миллионов тонн, а США — 96 миллионов тонн. Производство зерна на душу населения составило в России 471 килограмм, в Англии, Франции, Германии — 430–440, в США — 1000, в Канаде — 800, в Аргентине — 1200 килограмм. Нормой обеспеченности для России следовало считать по тонне зерновых на жителя. Значит, производилось в ней зерна вдвое меньше, чем было бы нужно самой, почти столько же (на душу), сколько и в странах-покупательницах русского хлеба, и конкурировала она на мировых рынках со странами, которые производили на душу населения зерна в 2–3 раза больше.

Урожайность зерновых в России составляла 7,2–8,8 центнеров с гектара против 21,2 — 24,8 центнеров с гектара в Европе и США.

Продуктивность коровы составляла в России 28 рублей в год, в США — 94 рубля, в Швейцарии — 150 рублей

Если учесть, что в России в сельском хозяйстве было занято 75 процентов населения, а в США — 40 процентов, в Германии — 32 процента, то видно, что производительность труда в сельском хозяйстве этих стран была значительно выше — на 1–2 порядка.

Ещё несколько цифр о «продовольственном изобилии». Общий объём производства сельскохозяйственной продукции в 1913 году составил: в России — 10 миллиардов рублей, в США (в пересчёте на нашу валюту) — 15, в Германии — 7,7, в Англии — 4,3, во Франции — 7,7 миллиардов рублей. Среднедушевое потребление мяса в России составляло 27,4 кг на человека в год, в Англии — 132 кг, в Германии — 84,47 кг. В России на душу населения потреблялось 160 литров молока, в Англии — 240 литров, в Германии — 312 литров.

Основу рациона питания большинства россиян составляли хлеб и картофель. Высокобелковых продуктов потреблялось от третьей до пятой части медицинской нормы. За средними цифрами скрывалось полное благополучие привилегированной части общества (16 процентов), потреблявших продукты по медицинской норме, и полуголодное существование остальных, — о постоянном недоедании крестьян писал и крестьянский сын митрополит Вениамин (Федченков).

Но убедительнее всяких цитат из авторитетных источников о слабом развитии сельского хозяйства дореволюционной России говорят многочисленные случаи голода, охватывавшего порой громадные территории. В XIX веке Россия пережила сорок голодовок. В XX веке голодными были 1901/02; 1905–1908; 1911/12 гг., при этом страдали жители от 19 до 60 губерний из 100, за эти годы около 8 миллионов человек погибли от голода. И это было следствием реформ Столыпина, которому поют гимны «монархистствующие».

М.Назаров не хочет верить великим русским писателям — Чехову и Льву Толстому, писавшим о нищете и голоде в российской деревне (объясняя их позицию чрезмерной впечатлительностью), а ведь они (как и многие другие) работали в гуще народа, участвовали в борьбе с голодом и эпидемиями, открывали пункты помощи голодающим и т. д. То, что в 1910 году были зафиксированы 6270 крестьянских выступления против власти, также свидетельствует о недовольстве крестьян своей жизнью. Средняя продолжительность жизни в России составляла 33 года.

Словом, Россия, голодая, продовольствие вывозила. Впоследствии СССР тоже был вынужден вывозить продовольствие, которого самим не хватало, но страна подтягивала пояса, чтобы на вырученную валюту закупить за границей машины и создать собственную индустрию. В царской России выручка от продажи хлеба, которого не хватало самим, шла на паразитическое потребление господствующих классов.