Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2

Для Августина, как метафизического термидорианца, Платон и Плотин — это не передовое учение, которым надо вооружиться. Это — роялисты, враги. Это «совсем Старое», «чужое Старое», «враждебное Старое».

Новое и передовое учение для Августина — это Евангелие. У Августина есть и, так сказать, «свое, дружественное Старое», кардинально отличающееся от «чужого, враждебного Старого», связанного с Платоном и Плотином. Это «свое Старое» называется Ветхий Завет.

Прошу прощения у тех, кого параллели, которые я сейчас начну проводить, задевают на ценностном уровне. Но если мы хотим осознать суть фундаментальной коллизии, связанной с необходимостью оформления Нового, то эти параллели необходимы. Правомочность их вытекает из того, что ВСЕ смысловые системы являются системами вне зависимости от того, каково качество наполняющих эти системы смыслов. Спору нет, что христианство это смысл одного типа, а советский смысл — это смысл другого типа. Но и то, и другое — смысл. И то, и другое нужно определенным образом превращать в систему.

А раз так, то ленинизм для превращающего советский смысл в систему Сталина — это то же самое, что Новый Завет для Августина, превращающего в систему христианский смысл.

Сделаем еще один шаг в том же направлении и признаем, что марксизм для Сталина, превращающего советский смысл в систему, — это то же самое, что Ветхий Завет для Августина, превращающего в систему христианский смысл.

Тем самым для Сталина ленинизм важнее марксизма в той же степени, в какой для Августина Новый Завет важнее Старого. Но как Августин не может отказаться от Старого Завета, так и Сталин не может отказаться от марксизма. Отсюда имя созданной Сталиным советской смысловой системы — «марксизм-ленинизм».

По отношению к любой созданной системе (смысловой в том числе) необходима балансировка.

Если тебе нужно бороться с теми, кто хочет растворить Новое в старой жизни, то ты критикуешь буржуазные пережитки или ревизионистский марксизм.

Если тебе нужно бороться с теми, кто хочет противопоставить Новое нормам жизни, то ты критикуешь троцкизм.

Первый вариант критики — это все равно, что нажать на газ.

Второй вариант — все равно, что нажать на тормоз.

Вот так и едем… То на тормоз, то на газ…

А иначе и быть не может! Такая езда — это общий закон культурогенеза, закон поведения больших смысловых систем, в ядре которых — Великий Импульс.

От газа к тормозу, от тормоза к газу… Хрущев мог критиковать Сталина за перебор с тормозом (стынет магма разлива, а он, товарищи, все бетон да бетон). Но лишь адресуясь к Ленину! Брежнев мог снова жать на тормоз, возвращая Сталина.

Когда Система рухнула? Когда, с полного одобрения Горбачева и Яковлева, был нанесен удар по Ленину! И нарушен закон культурогенеза. Ударьте по Христу — какое христианство? Скажите, например, что он сошел с креста и вел с Марией Магдалиной достойную семейную жизнь…

Платон и Плотин — для Августина не передовое учение! Если бы это было так, то он и по духу, и по исторической роли оказался бы предателем Нового, «пятой колонной» Старого, агентом греческой метафизической реставрации. Возможно, Пиаме Павловне нужен именно такой Августин. Ведь нужен же определенным элитным группам, имевшим вес в СССР и сохранившим его в постсоветской России, именно такой, реставрационный Сталин, предавший Новое, удушающий его в своих, якобы неомонархических, державных объятиях. Есть элитные группы, которым до зарезу нужен такой Сталин.

Представитель этих кругов, яркий (а для кого-то и культовый) философ Евгений Шифферс называет, желая сохранить аббревиатуру ВОСР (Великая Октябрьская социалистическая революции), всё произошедшее с октября 1917 года — «Великой Октябрьской социалистической реставрацией». Противопоставляя это, как он считает, благое феодально-реставрационное начинание буржуазно-либеральным ужасам февраля 1917 года. Чаще, однако, «Великой Октябрьской социалистической реставрацией» называют не всё произошедшее с октября 1917 года, а именно сталинизм. Впрочем, это уже нюансы. А нас интересует суть.

Суть же в том, что определенные круги категорически отказываются считать реальную ВОСР новой исторической вехой, новым историческим импульсом. Отказываются же они от исторической инновационности «ВОСР» — в силу очень специфического отношения к истории как таковой.

Их отношение к истории абсолютно несовместимо на деле с христианством как воплощенной историофилией. Отношение этих кругов к истории — обратное (историофобческое). По той же историофобческой причине эти круги так специфически заточены против иудаизма. Который для них является родоначальником столь ненавистной историофилии.

Реальной совместимости с христианством у историофобческих кругов быть не может. Зато историофобия прекрасно совместима с иными началами. Для Пиамы Павловны — с греческим. А для Шифферса — так и иным («шамбхалийским»).

Почему-то мне кажется, что и лоргусовские эскапады в адрес развития, и заходы Пиамы Павловны, которые я вынужден разбирать, буквально (да-да, буквально) из той же политической (и именно политической) оперы. Но этим группам не удастся долго отсиживаться в окопе всяческой невнятности.

При этом я понимаю, что этим группам особо важно как можно дольше сохранять именно метафизическую невнятность. Отсюда — совсем уж вопиющий антинаучный заход, в котором Пиама Павловна создает гибрид из хилиазма и гностицизма. Все в принципе может оказываться в сложном ситуационном соотношении со своими сущностными антагонистами. Хилиазм хилиазму рознь. И я могу представить себе союз между гностиками, желающими покинуть землю и ждущими «летающих тарелок», и хилиастами, которым гностики оставят Землю в далеко не райском состоянии. Ибо в этой версии «летающие тарелки» должны прилететь и забрать гностиков после начала ядерного Армагеддона…

Я знаю степень элитной влиятельности именно группы (или групп) с такими воззрениями. Я отдаю себе отчет в том, что речь идет о группах (или системах) с американским ядром. Но одно дело — ядро, а другое — периферия. Ядро может быть американским, а часть периферии — вполне российской. И даже очень патриотично настроенной. Я все это знаю. И если бы не знал, то и не занимался бы чьими-то манипуляциями с фигурой Блаженного Августина.

Да, все это имеет место. Как имели место и попытки Карла Радека найти общий язык с Гитлером и его отребьем (оккультным в том числе). А потом война расставила все точки над «i». Доказав, что на самом деле мир спасает не воля к «онормаливанию», а готовность «партии жизни» дать бой «партии смерти» (испанские фалангисты так прямо взяли в качестве варианта «зиг хайль» приветственный возглас «вива ла муэртэ», то есть «да здравствует смерть»).