Дж. Лэнггут - Скрытый террор

— Что там за шум? — небрежно спросила она.

— Идите домой, — приказал один из полицейских. — Вернитесь в квартиру.

— Не могу, — ответила Анжела. — Мне нужно выйти позвонить.

Это звучало довольно убедительно, даже из уст человека, жившего в таком фешенебельном доме. Дело в том, что в то время в Бразилии приходилось платить немалые деньги за установку телефона (иногда тысячу и более долларов). И даже при таких непомерно высоких ценах многие подолгу дожидались своей очереди.

Внизу у подъезда дежурил еще один полицейский, но Анжеле удалось проскочить незамеченной. Оказавшись на улице, она стала удаляться от дома, все время убыстряя шаг. Когда, казалось, опасность была уже позади, она вдруг услышала окрик:

— Задержать ее! Из дома никого не выпускать!

Дежурившие на улице полицейские схватили Анжелу и привели обратно в дом. Вокруг тела Марко Антонио стояло несколько полицейских.

— Кто этот человек? — спросил один из них.

— Не знаю.

Ее несколько раз ударили — больно, куда придется — и снова задали тот же вопрос. Анжела молчала. Тогда ео посадили в полицейскую машину и отвезли в штаб оперативного центра внутренней безопасности (сокращенно КОДИ). Там ее раздели и только тогда увидели рану.

— Если ты не скажешь нам свое имя, — пригрозил один из офицеров, — ты умрешь.

Что-то подсказывало Анжеле, что она не должна говорить ничего. За последнюю неделю она узнала имена чуть ли не всех членов группы. На завтра была назначена встреча с 15 ее руководителями. Если своими угрозами они заставят ее назвать свое имя, подумала Анжела, то кто знает, чье имя будет названо следующим.

Как ни бесновались следователи, рана была настолько серьезной, что Анжелу тут же отправили в госпиталь, где она и пролежала десять дней. Затем ее перевезли в тюрьму ПИК — небольшое невзрачное здание в центре города, где размещалось полицейское управление. Именно там пытали Флавио Тавареса.

Ее раздевали донага, избивали и пытали электрическим током. Одним из пытавших был Коста Лима Магальяйнс (в Бразилии эта фамилия пользуется уважением). Этот маленький человечек с непропорционально большой головой отличался особой изощренностью в пытках. Некоторые заключенные объясняли это тем, что во время одной перестрелки с повстанцами тот был ранен в спину.

Но в случае с Анжелой он все же перестарался: у той открылась рана, и ее снова пришлось отправить в госпиталь. С этого момента Анжела стала относиться к своей ране как к последней линии обороны. Если пытка будет нестерпимой, решила она, придется умышленно открывать рану, и тогда ее вновь отвезут в больницу.

Стены в камере пыток были окрашены в противный бледно-лиловый цвет. От ярко горевших лампочек было жарко и душно. Откуда-то сверху доносились крики и выстрелы, что лишь усиливало ощущение надвигавшейся катастрофы. Анжела постаралась убедить себя, что это звуки композиции Стокхаузена, ее любимого композитора, и теперь уже не обращала внимания на весь этот шум.

Допросы производились по методике, разработанной и изученной в Панаме и Международной полицейской школе. Ее основной принцип заключался в том, что один из допрашивавших держался дружески, мягко, а другой бил строг и суров с заключенными (классический метод «хороший человек — плохой человек»). В камеру к Анжеле бросили человека, арестованного во время ограбления банка. Тот не выдержал пыток и сломался. «Может ты сможешь, — пробормотал он. — Я не смог».

Анжела узнала также, что произошло с Марио Алвесом, основателем группы ПКБР. Полицейские воткнули ему в прямую кишку палку, да так глубоко, что повредили селезенку. Пытаясь заставить его говорить, они вырвали у него зубы (и повстанцы, и полицейские знали, как это делается, по фильму «Битва за Алжир»). Ему также делали пентоталовые инъекции.

Однажды, когда Анжелу в очередной раз жестоко избнли резиновыми дубинками и просто кулаками, ее увидел врач.

— Что они с вами делали? — спросил он.

Она рассказала о бледно-лиловой комнате. Удивление и негодование врача были, казалось, искренними. Он впервые в жизни видел перед собой женщину, которую пытали, да к тому же еще и студентку, которой было всего 19 лет.

— Вы знаете, кто именно пытал вас? — спросил доктор. — Назовите его имя. Я доложу куда следует.

Анжела знала имя. Прежде чем приступать к пыткам, полицейские, как правило, заклеивали свои фамилии на именных бляхах клейкой лентой и называли друг друга вымышленными именами. Случалось, однако, что они забывали это делать, когда производили обычный допрос без применения пыток.

— Коста Лима Магальяйнс, — сказала Анжела. Врач подал рапорт, в котором сообщил, что Анжелу избивали плетью, издевались над нею и оскорбляли ее женское достоинство, а также пытали электрическим током, вставляя оголенные провода в самую интимную часть ее тела. Такие обвинения не могли быть оставлены бол внимания, и Магальяйнс получил выговор. В течение шести последующих недель Анжела находилась в госпитале и никто ее не трогал. За исключением одного срыва, когда она призналась, что состоит членом группы ПКБР, Анжела держалась стойко и ничего не сказала.

Но потом произошли два события, окончившиеся тем, что Анжела вновь оказалась в бледно-лиловой комнате. Врач, узнавший, что служит там, где пытают заключенных, не мог с этим мириться и попросил перевести его в другое место. К тому же были схвачены еще двое из группы ПКБР. Не выдержав жестоких пыток, они рассказали, что до ареста Анжела занимала ответственный пост в организации.

На следующий же день в 3 часа дня (именно в это время ее, как правило, начинали пытать) тюремщики вновь втащили ее в камеру пыток. На сей раз Анжелу предупредили, что, если та по-прежнему будет отказываться говорить, ее передадут в руки «эскадрона смерти». Тюремщики сказали, что обнаружили тайник со взрывчаткой, и спросили, что ей об этом известно. Анжела молчала. В тот день это было легко, так как она действительно ничего не знала. Но зато она сама кое-что услышала о судьбе других заключенных. В частности, она узнала об одном профсоюзном активисте по имени Мануэл де Консейсао. Его пытали в этой же тюрьме, когда он находился гам вместе с Фернандо Габейрой. Однажды изуверы прибили его член гвоздями к столу.

В камере пыток Анжела постоянно боролась сама с собой. Она слышала, как внутренний голос говорил: «Тебя убьют, если будешь молчать». Но тут же с ним в спор вступал другой голос, который возражал: «Нет, тебя убьют, если заговоришь». Хотя боль была мучительной всегда, Анжела вскоре поняла, что до подсознания она все же не доходила. Все, что она говорила на допросах, было заранее продумано и рационально. Острые болевые ощущения никогда не вынуждали ее говорить что попало.