Рой Медведев - Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи

В своей книге «Десять лет великих потрясений» Николай Рыжков писал: «Каждый год моей работы в качестве Председателя Совета Министров СССР памятен мне по-своему: надеждами и трагедиями, пережитыми со всей страной, успехами на одних участках деятельности и невозможностью переломить, улучшить ход событий на других. По-своему – на всю жизнь! – мне памятен и 1989-й, внешне совсем неприметный год, ничем вроде бы не выделяющийся из череды предшествующих. Но именно этот год стал началом крушения всех моих надежд и как гражданина и как премьера страны» [101]. Для многих, хотя далеко не для всех, новый, 1989 г. стал годом крушения надежд, годом поражений и неудач. Однако для очень многих людей и политических течений этот же год стал годом их успеха, новых надежд и начинаний. Николай Рыжков не прав и в другом: новый, 1989 г. не был даже внешне неприметным и не выделяющимся из череды предшествовавших. Для большинства из нас, участников событий, это был год перелома, и многим казалось тогда, что это перелом к лучшему. По числу масштабных событий и начинаний 1989 г. не идет ни в какое сравнение ни с одним из предшествующих годов перестройки, а тем более времен застоя. В первой половине этого года мы могли наблюдать значительный подъем политической активности, что было связано с попытками создания нового советского парламента. Однако экономическая ситуация в стране продолжала ухудшаться, продолжался и быстрый рост цен, а также внешней задолженности. Заметно падал авторитет власти на всех уровнях, происходило обострение не только национальных, но и социальных проблем. Впервые в новейшей истории Союза по стране прокатилась волна рабочих волнений и забастовок. События в Советском Союзе отражались и на положении дел в странах советского блока, именно 1989 г. стал годом падения Берлинской стены и «бархатных» революций. Лишь часть этих событий 1989-го и идущего за ним 1990 г. будут рассмотрены ниже.

XIX Всероссийская партийная конференция не была триумфом ни самого М. Горбачева, ни идей «перестройки». М. Горбачев чувствовал не только скрытое, но и явное сопротивление своим начинаниям. Он сам признавал позднее, что на трибуне партийной конференции он оказался в положении капитана огромного корабля, попавшего в шторм. При этом штурвал то и дело вырывало из рук, а приказы капитана команда выполняла вяло и неохотно. Это побудило М. Горбачева ускорить переход части властных функций в стране из партийных структур в более надежные, как думал М. Горбачев, структуры Советов. При всей безграничности власти генсека эта власть являлась результатом соглашения и традиции, она не была закреплена ни в Уставе КПСС, ни в каких-либо законах. Любой генсек был уязвим, если он начинал вести себя не в унисон с теми, кто составлял ведущие слои партийного руководства. Сталин в 30-е гг. просто уничтожил этот слой, но уже Н. Хрущев действовать так не мог и не хотел – и был отправлен на пенсию. На посту генсека М. Горбачев чувствовал себя в 1988 г. командующим армией, которая готова была выйти из повиновения. Распределив власть более равномерно между партийным парламентом и парламентом советским, который еще предстояло создать, Горбачев рассчитывал укрепить и свою собственную власть, полагая, что новый советский парламент будет более привержен идеям и планам перестройки. Это была иллюзия, ибо и сами идеи перестройки были все еще слишком темны и неопределенны. Для каких-либо экспериментов в парламентском строительстве времени не было, и даже обсуждение разных проектов проводилось поспешно и в очень узких кругах. В конце концов был принят весьма громоздкий и также не вполне ясный проект, который был одобрен в ЦК КПСС и вынесен на утверждение в Верховный Совет СССР.

В декабре 1988 г. Верховный Совет СССР принял закон о новом порядке выборов народных депутатов СССР и внес соответствующие изменения и дополнения в Конституцию СССР. Было решено в качестве высшего органа Советской власти избирать Съезд народных депутатов СССР из 2250 человек. Эти выборы следовало проводить на альтернативной основе и отказаться от прежних порядков, когда в каждом из избирательных округов выдвигался только один кандидат. Из общего числа депутатов 750 должны были избираться от территориальных округов и столько же – от национально-территориальных округов. Еще 750 депутатов должны были избираться от общесоюзных общественных организаций, но также на альтернативной основе. Предполагалось, что Съезд в полном составе будет собираться не реже чем один раз в год, как некое народное вече, и принимать наиболее важные конституционные законы. Из состава народных депутатов СССР Съезд должен будет избрать Верховный Совет СССР, который должен работать на постоянной и профессиональной основе, как высший законодательный, распорядительный и контрольный орган власти. Он будет состоять из двух палат – Совета Союза и Совета Национальностей. По сравнению с прежним Верховным Советом полномочия нового Верховного Совета предлагалось существенно расширить, соответственно сократив официальные полномочия Президиума Верховного Совета СССР и неофициальные полномочия ЦК КПСС. Свой замысел по образованию фактически нового органа власти в СССР Михаил Горбачев наиболее полно раскрыл только в своих мемуарах. Он, в частности, писал: «Если попытаться коротко охарактеризовать смысл политической реформы, как она была задумана и проведена, то можно сказать, что это – передача власти из рук монопольно владевшей ею Коммунистической партии в руки тех, кому она должна была принадлежать по Конституции, – Советам через свободные выборы народных депутатов. И вполне понятно, что успех или неудача реформы, особенно на ранних ее этапах, всецело зависели от отношения к ней самой КПСС, которая, по существу, должна была добровольно расстаться с собственной диктатурой. Это была дьявольски сложная политическая операция, болезненная и особенно тяжелая, можно сказать, со «смертельным исходом» для слоя партийной номенклатуры. «Отречение от престола» грозило ей постепенной утратой привилегий, которыми она пользовалась, переходом из разряда сильных мира сего в разряд обычных граждан. Вполне понятно, что партийно-государственная бюрократия должна была встретить это нововведение в штыки. А поскольку в ее распоряжении все еще оставались основные рычаги власти, было только два средства обеспечить успех реформы. Надо было организовать мощное давление на партийно-государственную бюрократию со стороны большинства общества, решительно настроенного на радикальные перемены. А с другой стороны, надо было ослабить сопротивление верхушечного слоя тактическими маневрами, отсекая наиболее консервативную его часть, втягивая в преобразование людей, способных мыслить по-новому. Без политического маневрирования могущественная бюрократия, формировавшаяся в рамках тоталитарной системы, никогда не позволила бы отобрать у себя власть» [102]. Трудно сказать, насколько эти формулировки 1995 г. соответствовали мыслям и концепциям самого Горбачева в 1988 г., но в любом случае, забегая вперед, надо сказать, что эта намеченная генсеком «дьявольски сложная операция» не удалась. Сам Горбачев, и как политик, и как человек, сформировался в рамках тоталитарной бюрократической системы, и его внутренние ресурсы как личности, а также возможности и ресурсы его ближайшего окружения были не слишком велики. Советский парламент был создан, но он не оправдал возложенных на него надежд. Судьба как советского парламента образца 1989 г., так и российского парламента 1990 г. была печальной. Тем не менее это был первый опыт советского парламентаризма, и он был полезен. Один из ближайших помощников М. Горбачева, Георгий Шахназаров, позднее писал: «Что бы ни говорили и ни писали о Горбачеве, как бы его ни ругали, он навсегда останется отцом отечественного парламента. Горбачев, как примерный родитель, заботившийся о своем чаде, ухаживал за парламентом, помогал встать на ноги, не только не ожидая благодарности в будущем, но снося брыкания депутатов, которые после овации, устроенной ему при первом появлении, начали журить, потом поругивать, а осмелев и войдя во вкус, учиняли форменные разносы, не всегда заслуженные. Президент обижался, досадовал, злился, и это порой прорывалось в резких репликах или невнятных угрозах, которые враждебно настроенная, не прощавшая ему ни одного промаха пресса немедленно объявляла покушением на демократию. И все же, наряду с гласностью, первые выборы и первый парламент, заслуживающий этих названий, – главное дело Горбачева-реформатора» [103].