Гвидо Кнопп - Супершпионы. Предатели тайной войны

Уокер производит впечатление уравновешенного, уверенного в себе человека. Но вскоре в нашем разговоре выясняется та черта его сущности, которая двадцать четыре года назад оказалась настоящей находкой для мастера манипуляции Уокера: Уитворту нужна дружба!

Интимность многих его высказываний волнует почти болезненно. Поэтому так долго пришлось пробиваться к нему; поэтому он никому пока не хотел говорить об исторических событиях: он должен почувствовать настоящее доверие, перед тем, как сможет открыться. Тогда он преодолевает и свой страх быть честным. Ему прежде всего сложно быть откровенным. Он кажется интровертным, честным и легко уязвимым. Бессовестный характер, вроде Уокера, без проблем мог пользоваться этим ранимым человеком, которому нужно было прислониться к чьему-то плечу.

«Честно говоря», вспоминает Уитворт, «когда я впервые встретил Уокера (он никогда не называет его по имени!), я подумал: «Настоящий засранец!» Он был очень высокомерен с другими людьми. Но у нас было общее хобби: парусный спорт. Уже вскоре он предложил мне стать постоянным членом команды его яхты. Во время прогулок под парусом мы часто и долго разговаривали обо всем на свете, обменивались идеями. Уокер так смог лучше познакомиться со мной, и, оглядываясь назад, я думаю, что он осознанно способствовал нашей дружбе и уже тогда имел на меня планы как на кандидата для его будущих шпионских операций. Ведь однажды он спросил меня, ни с того, ни с сего: «Джерри, сделал бы ты, если бы это вознаграждалось, что-то незаконное, за что тебя могли бы посадить в тюрьму?»

Я не имел ни малейшего представления, к чему он клонит. Затем он привел в пример фильм «Беспечный ездок», культовый тогда фильм с Питером Фонда и Денисом Хоппером. Там речь шла, если Вы помните, о большом приключении, о свободе на «Харли-Дэвидсоне», свободном стиле жизни и о марихуане, с помощью которой оба решили все свои финансовые проблемы. Уокер пытался измерить мою «криминальную энергию». Я ответил: «безумное дело» или что-то в этом роде, но то, что я имел в виду, относилось к «стилю жизни»; у меня в Малдроу, штат Оклахома, откуда я был родом, он был совсем иной.»

Готовность Уокера сегодня вспоминать о дружбе с Джерри Уитвортом не выходит за рамки. Он комментирует только так: «Я знал, что мне нужно было знать.»

Летом 1971 года Джон Уокер решает перевестись на более «продуктивное» место работы. Причины тому — жена Барбара и любимые деньги.

«У меня не было никаких опасений, что моя бывшая жена могла бы предать меня — пока денег хватало, чтобы поддерживать ее. Когда дело шло, проблем не было. Но тогда мне угрожало «обеднение». В этом была потенциальная опасность, потому что Барбара могла стать неконтролируемым фактором риска для меня. Кроме того я хотел уехать, уехать подальше от семьи.»

Попытка перевестись на корабль ВМС США «Ниагара Фоллс» в Окленде у Сан-Франциско осенью 1971 года находит поддержку у командования флота. За следующие девять месяцев, пока корабль перед отправкой во Вьетнам проходит модернизацию в родной гавани, исчезают последние остатки семейного лада в доме Уокеров.

Из беседы с его дочерью Лаурой выясняется: «Меня и моих братьев и сестер он никак не смог бы обмануть. Он этого и не хотел. Но я думаю, что развивать отношения со своими родителями — не задача детей. Толчок к этому должен исходить от самих родителей. Тогда дети научатся развивать свое правильное отношение. Но такие намерения или какие-то импульсы никогда не исходили от моего отца. Я его не интересовала, мои братья и сестры тоже. Мы хотели бы, чтобы у нас был любящий, участливый отец семейства. И даже когда моя мать сейчас утверждает, что ранние годы с ним были для нее счастливыми — я не могу видеть в этом ничего хорошего. Для меня он всегда был плохим человеком. Не потому, что я ненавижу его, я говорю так. Но я знаю, что я в душе никогда не отказалась бы от желания, чтобы он олицетворял для меня тот тип отца, о котором я тогда так мечтала. Есть моменты, когда я надеюсь, что как здорово было бы, если бы он был здесь. Но так не было и никогда не будет. В отличие от детей, потерявших своих родителей из-за их смерти, мой отец Джон Уокер жив. Но, несмотря на это, он как будто умер. Этого недостаточно: у моих детей, то есть его внуков, никогда не было и никогда не будет дедушки. Это все ужасно. Это разрывает меня на части.»

В октябре 1971 года «Ниагара Фоллс» выходит в море. Цель его — Юго-Восточная Азия, оперативный район действий — побережье Вьетнама, задача — снабжение американских боевых кораблей в открытом море. Джон в качестве «хранителя систем секретных материалов» отвечает за все криптографические машины и списки ключей на борту — а их на «Ниагара Фоллс» много; хватает, чтобы почти целый год действовать вдали от родного порта. Такая работа — мечта для шпиона КГБ.

Регулярные поставки Советам дешифровальных ключей для американской войны во Вьетнаме не только за короткое время приводит к возврату гонорара Джона Уокера на прежний уровень, но и позволяет Москве, в первую очередь, своевременно расшифровывать оперативные планы для бомбардировок и перемещений войск США на вьетнамском театре военных действий. Вопрос: как много сведений попадало на письменные столы северовьетнамских генералов?

Джон Ф. Леман, бывший военно-морской министр США, убежден: «Измена Уокера, без сомнений, стоила жизни американским летчикам, потому что Советы заранее могли информировать Ханой о времени и целях предстоящих бомбардировок. Вьетконг спокойно таким образом мог выдвигать зенитные ракеты на нужные позиции.»

Ведущий офицер Уокера Борис Соломатин оспаривает аргумент Лемана. Ради одних только военно-тактических успехов второразрядного союзника в Москве никогда бы не рискнули передавать другим сведения, поставляемые Уокером. Тогда американцы слишком легко смогли бы найти «слабое место» и вывести из игры, и тогда за одну ночь Уокер стал бы совсем бесполезным для Москвы.

Мог ли Ханой пользоваться знаниями «Старшего брата», не подвергая КГБ риску потери его источника?

Сэр Гарри Хинсли, британский топ-специалист по «взламыванию кодов» во время Второй мировой войны, считает это возможным: «Если нужно поделиться информацией с союзником, но защитить при этом источник, то для этого есть методы маскировки. Русские, например, могли сказать: «Мы наблюдали за стартом самолетов с американских авианосцев, за которыми мы следим» — или что-то подобное. Во Второй мировой войне было так же. Если бы мы атаковали немецкие подлодки тогда просто так, как нам позволяли расшифрованные сообщения «Энигмы», то наше сокровище быстро бы испарилось. Потому мы подымали в воздух несколько «Спитфайеров», которые «случайно» летели в нужном направлении, конечно, находили противника, разворачивались и вскоре возвращались в составе, достаточном для атаки. Так не только немцы, но и наши союзники «логически» могли понять, почему нам снова улыбнулась удача: у нас просто хорошая разведка!»