С Павлюченков - Россия нэповская

Современная философия истории пока еще не готова предложить исторической науке что-либо равноценное взамен устаревшей классической формационной теории с ее «коммунизмом, как высшей стадией развития человечества». Будучи еще не убеленным сединами, Лев Толстой мудро отмечал, что воззрения на то, что является благом для человечества, изменяются с каждым шагом. Все, что казалось благом, через энное количество лет представляется злом и наоборот. Худо, что Ленин и Сталин не имели тех понятий о благе человечества, которые имеют теперь газеты. Где гарантия, что завтра не окажется наоборот?

Теорию интересуют инвариантные (неизменяемые) признаки изучаемого явления. Идеология — столь необходимая вещь, которая в первую очередь подвержена всяким веяниям. Поэтому к коммунизму следует относиться как к духовной оболочке объективного процесса, смысл которого заключается в ключевом понятии — модернизация. В начале XX века Россия остро нуждалась в модернизации своей социально-экономической системы, которую не смогла обеспечить старая власть. Будучи смертельно израненной на фронтах империалистической войны, старая власть в 1917 году была похоронена под звуки революционного гимна. Явились новые силы, новые люди, чья революционная ограниченность легла в основу новой политики.

Задачи реформирования, точнее, революционной перестройки экономики на социалистический лад (как это понимали большевики) к началу 1921 года резко разошлись с потребностью выхода национального хозяйства из кризиса. Для его преодоления потребовалось возвратиться к уже, казалось, отжившим и навек похороненным капиталистическим, рыночным отношениям. Однако нэп стал нэпом, то есть средством восстановления разрушенной экономики России, не потому, что развязал рынок как таковой, а потому, что предоставил относительный простор тем отношениям, которые в то время были присущи самому большому и наиболее сильному сектору в экономике страны — мелкому крестьянскому хозяйству. Но это уже после того, как военный коммунизм собрал воедино нарушенную войной и революцией государственную целостность страны.

Кроме того потребовалось еще одно очень важное условие к либерализации хозяйственной жизни России. Прежде, чем перейти к налогу и претендовать на часть продуктов крестьянского труда, государству в течение трех бурных лет декретом и штыком, словом и силой пришлось доказывать свою состоятельность в том, что оно может забрать все. Это явилось необходимой предпосылкой перехода к налогу в 1921 году, а далее незыблемый политический монополизм и диктатура идеи позволили большевистскому руководству удержать контроль над партией и обществом в целом.

Важен вопрос о хронологических рамках нэпа. Относительно начальных рубежей новой экономической политики дискуссии были в 20-е годы, но сейчас их практически нет. Все события заслонил своей громадой знаменательный X съезд РКП(б), состоявшийся в марте 1921 года. Вместе с тем относительно конечного рубежа периода разногласия были всегда, и особенно они проявились в настоящее время, если таковым считать конец 80-х — 90-е годы XX века. В качестве основного критерия, по которому можно считать завершение нэпа, стал выделяться факт введения чрезвычайных мер в хлебозаготовках в январе 1928 года. Он напористо оттеснил прежнюю веху — начало сплошной коллективизации сельского хозяйства в 1929 году.

Чрезвычайные меры действительно были впечатляющими и живо напоминали времена военного коммунизма. Однако, несмотря на размах, они оставили в неприкосновенности важнейшие признаки нэпа. Так, в 1928–1929 годах еще продолжало существовать крестьянское товарное хозяйство и такие зримые признаки нэпа, как частная торговля и промышленность. Что же касается наступления на них со стороны власти, то оно фактически постоянно велось все предыдущие годы, что, кстати, и составляло главную суть новой политики: кто — кого. Лучшие годы нэпа также дают многочисленные примеры наступления на крестьянское хозяйство: ограничения в пользовании землей, наемной рабочей силой, в приобретении сельхозмашин, огромное количество т. н. «лишенцев», требования продавать хлеб по низким государственным ценам и тому подобное. Эпизодическое усиление всего этого комплекса мер не может считаться принципиальным критерием. Обращение материальных ценностей в 1928 году продолжало осуществляться на основе товарно-денежных отношений. Принципиально новым явлением стало начало ликвидации самого товарного крестьянского хозяйства, которое начало проводиться в ходе сплошной коллективизации осенью 1929 года.

Если ориентироваться просто на наличие посторонних элементов в системе, то легко придти к тому, что вообще будет невозможно установить какую-либо градацию и выработать хронологию. Например, вопрос о начале нэпа. Если руководствоваться наличием чрезвычайщины, признаков военного коммунизма, то еще целый год после X съезда РКП(б) их элементы в экономическом укладе страны были гораздо сильнее, чем слабенькие нэповские начинания. Фактически сохранялась продразверстка, выколачиваемая в условиях голода самыми свирепыми методами, стояли заградительные отряды. Да и самой торговли, можно сказать, не было, поскольку на первом этапе нэпа, до осени 1921 года, власть пыталась проводить централизованный товарообмен. Нэп стал преодолевать военный коммунизм только в начале 1922 года, когда общество стало оправляться от ужасов голодной катастрофы. Однако это не является достаточным основанием, чтобы перенести начало нэпа на год позже общепризнанной даты.

Ленин в своем последнем публичном выступлении провозгласил: «Из России нэповской будет Россия социалистическая». Сейчас, когда улетучилась казавшаяся первостепенной важность деталей нэпа и потускнели различия политических физиономий его героев и вождей, появилась возможность вести речь о принципах. Авторы предлагаемой работы делают попытку, оправданную новейшими временами, ответить на вопросы: что из себя в своих существенных чертах представляла Россия нэповская, и почему она все-таки перестала быть таковой? Почему нэп, выполнив свою историческую миссию, в конце концов, как в свое время столыпинская политика, перестал удовлетворять и левых, и правых, и «правоверных» и был погребен под ударами как слева, так и справа, как сверху, так и снизу? Стала ли Россия после этого социалистической или еще какой-то иной — это также проблема, подлежащая дальнейшему обсуждению.

На X съезде РКП(б) Н. И. Бухарин откровеннее, чем все остальные партийные вожди, охарактеризовал обстановку в стране, в условиях которой руководство большевиков оказалось вынужденным отказаться от идеи «непосредственного» перехода к социализму и провозгласить новую экономическую политику. Он сказал: «Мы вступаем в новый период с большими противоречиями. С одной стороны, он характеризуется тем, что мы закончили полосу необычайно интенсивных войн, которые мы вели со всем капиталистическим миром, с другой стороны, он характеризуется тем, что у нас выступает война на внутреннем фронте — иногда в форме настоящей войны, иногда в форме чрезвычайно близкой к этой войне» [3] Десятый съезд РКП(б). Стен. отчет. М, 1963. С. 229. .