Сергей Кара-Мурза - Кризисное обществоведение. Часть I

Тут первый камень преткновения всего нашего обществоведения — либерального досоветского, марксистского советского и нынешнего антисоветского. Оно просто не видело факты и процессы, о которых не написано в западных учебниках. А если и видело, не имело слов, чтобы их объяснить или хотя бы описать.

Когда в конце 80-х годов начали уничтожать советскую финансовую и плановую системы, «не зная, что это такое», дело нельзя было свести к проискам агентов влияния и теневых корыстных сил (хотя и происки, и корысть имели место). Правительство подавало в Верховный Совет нашептанные «консультантами» законопроекты; народные депутаты из лучших побуждений голосовали за них, а им аплодировали делегаты съезда КПСС. Политики, размахивая скальпелем, производили со страной убийственные операции — то тут кольнут, то там разрежут. И все приговаривая: «Эх, не знаем мы общества, в котором живем, не учились мы анатомии». Вот и катимся мы сегодня в инвалидной коляске, мычим и куда-то тянемся образовавшейся после неудачной операции культей…

В 2005 году на совещании преподавателей обществоведения вузов Центрального округа зав. кафедрой политологии объясняла, какие полезные курсы читаются студентам — «их учат, как надо жить в гражданском обществе». Ее спросили: зачем же учат именно этому, если у нас как раз гражданского общества и нет? Почему не учить тому, что реально существует? Она удивилась вопросу, хотя и признала, что да, далеко нам до гражданского общества. Почему же она удивилась? Потому что произошла деградация структур рационального мышления — его аутистическая компонента вытеснила реалистическую.

Одним из следствий этого стало убеждение, что « неправильное — не существует ». Гражданское общество — правильное, но его у нас нет. Значит, ничего нет! Не о чем думать и нечему тут учить. Вспомните, например, как стоял вопрос о характере советской правовой системы. Советское государство? Неправовое! Не было у нас права, и все тут. Точно так же, уверовав в нормы цивилизованного Запада, стали отрицать само существование в СССР многих сторон жизни. Настолько эта мысль овладела интеллигентными умами, что на телевидении элегантная дама жаловалась на то, что «в Советском Союзе не было секса».

Таким образом, от незнания той реальности, в которой мы живем, обществоведение России перешло к отрицанию самого существования реальности, которая не согласуется с «тем, что должно быть». Ясно, что нынешний кризис в России порожден противоречиями, не находящими конструктивного разрешения. Но политики и обществоведы категорически отказываются от выявления и обнародования главных противоречий. Они предпочитают видеть кризис не как результат столкновения социальных интересов, а как следствие действий каких-то стихийных сил, ошибок или даже недобросовестности отдельных личностей в правящей верхушке.

При этом исчезает сама задача согласования интересов, поиска компромисса или подавления каких-то участников конфликта — государство устраняется от явного выполнения своей основной функции, переводит ее в разряд теневой деятельности. Для прикрытия создается внесоциальный метафорический образ «общего врага» — кризиса, разрухи и т. п.

Таким врагом-призраком стала бедность, с которой надо вести общенародную борьбу. Эта доктрина — признак расщепления сознания. Ведь бедность половины населения в нынешней России — это не наследие прошлого. Она есть следствие обеднения и буквально «создана» в ходе реформы. Известны социальные механизмы, посредством которых она создавалась, и политические решения, которые запустили эти механизмы. В этом суть экономической реформы, и если эта суть не меняется, то она непрерывно воспроизводит бедность. Поэтому «борьба с бедностью» несовместима с «неизменностью курса реформ».

Очевидно, что создать огромные состояния и целый слой богатых людей в условиях глубокого спада производства можно только посредством изъятия у большинства населения значительной доли получаемых им в прошлом благ, что и стало причиной обеднения. Это служит объективным основанием социального конфликта — независимо от степени его осознания участниками. Надо отдавать себе в этом отчет и реалистично оценить варианты действий. Но никаких признаков готовности к этому не возникло. Лучше грезить наяву.

Этот идеализм, вытеснивший реалистичное мышление, представляет собой общую проблему. Сейчас, когда лево-патриотическая оппозиция практически исключена из публичной политики, этот изъян в ее доктринах в глаза не бросается; а когда оппозиция имела достаточно мест в Госдуме для законотворческих инициатив, этот идеализм был виден. Конечно, левая оппозиция заявляет, что она привержена идее социальной справедливости. Но само по себе это пустой идеологический призрак, то же самое говорит и Ходорковский. Никто себя не назовет несправедливым и безнравственным. Важна расшифровка — обозначение противоречий. Но аутистическое сознание их отвергает.

Одним из крайних проявлений аутистического сознания властной элиты и официального обществоведения был отказ видеть и обсуждать отрицательные последствия реформы — для страны, для хозяйства, для населения. 23В большой мере этот отказ был недобросовестным, но довольно быстро он вошел в привычку, и этих отрицательных результатов реформаторы стали не видеть вполне искренне. Это стало тяжелым поражением рационального сознания и фактором углубления кризиса.

Вдумаемся в такое умозаключение академика Т.И. Заславской, сделанное ею в важном докладе (1995 г.): «Что касается экономических интересов и поведения массовых социальных групп, то проведенная приватизация пока не оказала на них существенного влияния… Прямую зависимость заработка от личных усилий видят лишь 7% работников, остальные считают главными путями к успеху использование родственных и социальных связей, спекуляцию, мошенничество и т. д.».

Итак, 93% работников не могут жить, как жили до приватизации, за счет честного труда. Они теперь вынуждены искать сомнительные, часто преступные источники дохода («спекуляция, мошенничество и т. д.»). Но социолог утверждает, что приватизация не повлияла на экономическое поведение. Где же логика? Ведь из того, что сказала Т.И. Заславская, прямо вытекает, что приватизация повлияла на экономическое поведение подавляющего большинства граждан самым кардинальным образом. Это утверждение — плод аутистического сознания. Татьяна Ивановна видит только приятные изменения, а если влияние приватизации «на экономических интересы и поведение массовых социальных групп» ей неприятно, то она этого влияния просто не видит и потому о нем не говорит.