Чарльз Эндрейн - Сравнительный анализ политических систем

Имперское государство Мэйдзи контролировало не только социальные группы, но и зарубежные институты. В XIX в. Китай пережил больше иностранных вторжений, чем Япония. Великобритания, Франция, Германия, Соединенные Штаты и Россия получили особые права на торговлю в прибрежных районах, в частности в портовых городах, а также на строительство железных дорог и добычу полезных ископаемых в Китае совместно с Японией. Ослабленное региональными правителями центральное руководство Китая не имело возможности контролировать иностранных инвесторов и китайских коммерсантов, управлявших их предприятиями. В Японии же правительство Мэйдзи оказывало сопротивление иностранному господству в отечественной экономике. После 1850 г. США потребовали для себя особых прав в торговле с Японией. Японские чиновники опасались, что гражданские войны могут спровоцировать вторжение Франции и Великобритании. Следовательно, реставрация монархии Мэйдзи в 1868 г. явилась отчасти выражением решимости японской элиты противостоять иностранному вмешательству путем создания мощного милитаризованного государства, заботящегося о национальной безопасности и усиленного развитой экономикой. Движущей силой модернизации, проходившей под руководством государства, были крупные японские конгломераты, а не иностранные корпорации [38] См.: Mikiso Hane, Modern Japan: A Historical Survey (Boulder, CO: Westview Press, 1986), 84–191; Reischauer and Craig, Japan, 133–89; Bradley M.Richardson and Scott C. Flanagan, Politics in Japan (Boston; Little, Brown, 1984), 1–28; Karel Van Wolferen, The Enigma of Japanese Power (New York: Alfred A. Knopf, 1989), 295–313, 375–83; Skocpol, States and Social Revolutions, 67–77, 100–104; Ramon H. Myers, «How Did the Modern Chinese Economy Develop? — A Review Article», Journal of Asian Studies 50 (August 1991): 604—28; and the following four essays in Political Modernization in Japan and Turkey, ed. Robert E. Ward and Dankwart A. Rustow (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1964): Robert A. Scalapino, «Environmental and Foreign Contributions», 64—90; William W. Lockwood, «Economic and Political Modernization», 117–45; R. P. Dore, «Education», 176—204; Masamichi Inoki, «The Civil Bureaucracy», 283–300. .

В целом Япония эпохи Мэйдзи явилась прототипом промышленно развитых бюрократических авторитарных режимов, сыгравших определяющую роль в капиталистическом развитии стран Восточной Азии, например Южной Кореи, после 1960 г. Политические приоритеты определяли национальные ценности. Процесс индустриализации проходил под руководством сильного государства чиновников, технократов и военачальников. В условиях ограниченного плюрализма максимальное участие в процессе проведения политики обеспечили себе крупные частные корпорации. Рабочие и крестьяне обладали незначительными политическими и экономическими правами. Военно–полицейское государство расправлялось с профсоюзами, партиями социалистической ориентации, а также с забастовками. Политика жесткой экономии ограничивала потребление беднейшего населения, и сэкономленные ресурсы направлялись в фонд капитального инвестирования. Правительство выступало в качестве инициатора промышленных проектов, владельца тяжелой промышленности, создателя инфраструктуры и организатора народного образования. Несмотря на централизацию и государственное принуждение, появились тенденции к согласию. Режим Мэйдзи учредил письменную конституцию, национальную ассамблею и разрешил конкурентные выборы. Политические партии, при всей их слабости и бездеятельности, получили право вето при рассмотрении бюджета и ограниченную возможность влиять на формирование кабинета. Выражением требований обездоленных стали движения за права народа. Как и в современной Южной Корее, между согласительной системой и бюрократическим авторитарным режимом шла борьба за управление государством.

Республика Корея при Пак Чжон Хи, правившем с 1961 по 1979 г., достигла масштабных социально–экономических перемен. Управляя бюрократической авторитарной системой, построенной по образцу режима Мэйдзи, политики опирались на централизованное государство, использующее насильственные методы. Коалиция, в которую входили офицеры армии и службы безопасности, правительственные технократы и руководство крупного частного бизнеса, возглавила кампанию по ознакомлению населения с современными техническими достижениями и методами индустриализации экономики. За период с 1960 по 1979 г. среднегодовой прирост равнялся почти 10%. К 1979 г. 90% общего объема экспорта составили промышленные товары, главным образом текстиль, одежда, фанера, электронное оборудование, химикаты, сталь, станки и суда. В промышленности было занято около 30% всей рабочей силы. Между 1960 и 1980 гг. процент грамотности среди взрослого населения увеличился с 70 до 93%. За 20–летний период число подростков, посещающих среднюю школу, возросло с 27 до 85% [39] Hyun–Chin Lim, Dependent Development in the World–System: The Case of South Korea, 1963—1979 (Ph.D. dissertation. Department of Sociology, Harvard University, 1982), 80–83; The World Bank, World Development Report 1981 (New York: Oxford University Press, 1981), 137, 171; The World Bank, World Development Report 1983 (New York: Oxford University Press, 1983), 191, 196–97; Parvez Hasan, Korea: Problems and Issues in a Rapidly Growing Economy (Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press, 1976). . Под влиянием духовного наследия Китая и Японии элита Южной Кореи проводила политику, обеспечивающую социальные преобразования.

В период правления династии Чосон (Ли) (1392–1910) корейская бюрократическая система функционировала как аграрное бюрократическое государство, построенное по китайскому образцу. Принятие правительственных решений зависело от монарха, его двора и центральной администрации. Государственную политику они–проводили с помощью шести министерств, занимающихся подбором кадров, доходами, военными и юридическими проблемами, общественными работами и церемониалами. Зачисление в ряды администрации следовало после успешной сдачи экзамена на знание классиков конфуцианства. Ученые и старейшины стремились укрепить существующее положение. Корейское общество, изолированное от иноземных вторжений, не занимающееся торговлей с другими странами, за время правления династии Ли претерпело мало социально–экономических перемен.

Тем не менее особенности его монархической системы повлияли на ход событий после второй мировой войны. Система образования, распространявшаяся лишь на наследственную землевладельческую аристократию, вместе с тем подчеркивала потребность в знающих, образованных гражданских служащих. На проведение того или иного политического курса влияли личные отношения между правителями и их сторонниками. Конфликты между кланами, а также между «материалистами» (придававшими главное значение материальным силам) и «идеалистами» (ориентированными на духовно–нравственные ценности) напоминали споры, происходившие в среде корейской бюрократии после второй мировой войны. Династическое государство укрепляло политическое единство в общекорейском масштабе. В отличие от многих афро–азиатских стран Корея, начиная с XII в., сознательно стремилась к национальному единству. Этнически однородное население, общий язык и общепризнанные территориальные границы объединили Корею в сильное национальное государство. Несмотря на то что в конце XIX в. центральное правительство распалось, а власть землевладельческой аристократии усилилась, население Южной Кореи и после второй мировой войны придерживалось традиции, согласно которой залогом национального единства является сильное государство. Элитарные взаимоотношения между властителями и их подданными препятствовали возникновению политических разногласий из–за проводимой государством стратегии ускоренного экономического роста [40] Quee–Young Kim, «Korea's Confucian Heritage and Social Change», Journal of Developing Societies A (July–October 1988): 255—69; James B. Palasi, «Confucianism and the Aristocratic/Bureaucratic Balance in Korea», Harvard Journal of Asiatic Studies 44 (December 1984): 427–68. .