Владлен Дорофеев - Сталинизм. Народная монархия

— Поезжайте в штаб Западного фронта, — приказал он Жукову. — разберитесь в положении дел. Звоните мне в любое время. Я буду ждать.

Решение Сталина подключить Жукова к Московскому направлению было обоснованным и оправданным. Георгий Константинович хорошо поработал при ликвидации ельнического выступа и в Ленинграде. Сталин знал, что Жуков выиграет и сражение за Москву. Но Иосиф Виссарионович опирался не только на Жукова. Он терпеливо и настойчиво растил и приближал к себе наиболее талантливых командиров Красной Армии. В его кадровой обойме находились Ватутин, Конев, Черняховский, Рыбалко, Кузнецов, Чуйков, Рокоссовский, Катуков, Еременко, Василевский. Жуков выделялся и среди них. Его принцип активного противодействия, напористость, предвидение возможного развития событий и поведения противника были близки по духу Сталину. Возможно, в силу этих причин он больше всего и считался с его мнением. Ему он доверил и командование Западным фронтом, когда немецкие войска уже подходили к Москве. И все же Иосиф Виссарионович боялся за судьбу столицы. Боялся, что в труднейшей ситуации в битве за Москву может дрогнуть и Жуков. Ему хотелось знать, уверен ли тот, как командующий, что сможет защитить столицу. Он знал: если генералы не уверены в победе, то на успех рядовых нельзя рассчитывать. Решил поговорить начистоту.

— Вы уверены, что мы удержим Москву? — спросил он Жукова. — Говорите честно, как коммунист.

Какое-то время Георгий Константинович думал, взвешивал силы и средства, а Сталин не торопил его с ответом. Жуков понимал и то, что от его ответа зависит не только судьба столицы, но и его личная. Это может быть и его звездный час, и его закат. А Сталин думал над тем, кого он назначит вместо Жукова, если тот скажет, что Москву придется сдать.

— Москву мы удержим, — сказал Жуков. — Но нужно еще не меньше двух армий и хотя бы двести танков.

Его ответ Сталина успокоил и обрадовал. Однако, верный своей привычке, он не выдал своего настроения.

— Это неплохо, что у вас такая уверенность, — сказал он. — Позвоните в Генштаб и договоритесь, где сосредоточить две резервные армии, которые вы просите, но танков пока мы дать не можем.

Немецкие войска, начавшие наступление 30 сентября, неудержимо рвались к Москве.

15 октября Сталин пришел к выводу о необходимости немедленной эвакуации всех учреждений и предприятий. Это было трудное решение. С одной стороны, он был уверен, что Москва устоит под напором гитлеровских полчищ, а с другой… не хотелось бы о таком думать. Но есть пословица: береженого Бог бережет. И он отдал команду эвакуировать в Куйбышев правительство, Верховный Совет, наркомы, дипломатические корпуса… Вывезти ценности и исторические реликвии из Оружейной палаты Кремля. В строжайшей тайне было извлечено из Мавзолея тело Ленина и под особой охраной в специальном вагоне отправлено в Куйбышев.

Сам он не думал выезжать из Москвы. Решил так: немцы войдут в столицу только через мой труп. В Англии и США считали, что дни Москвы и коммунистической России сочтены. Служба Геббельса захлебывалась от восторга и вопила на весь мир о том, что «Великий час пробил: исход восточной компании решен»; что пришел «Военный конец большевизма…», что «Последние боеспособные советские дивизии принесены в жертву…»

И чем меньше верили союзники в стойкость Красной Армии, и чем громче кричал Геббельс о победах немецкого оружия, тем упорнее Сталин готовился к отпору врагу. Психические атаки на него не действовали. Сила воли его была непоколебима. Он сам побывал на Можайском, Звенигородском, Солнечногорском, Волоколамском оборонительных направлениях, говорил с бойцами и офицерами и был глубоко убежден, что они не отступят и будут стоять насмерть.

После поездки по прифронтовым районам у него созрела мысль о проведении в Москве военного парада. 28 октября он вызвал командующего войсками Московского военного округа генерала Артемьева и командующего ВВС генерала Жигарева и поставил перед ними задачу:

— Через десять дней праздник Октябрьской революции, — сказал он, — готовьтесь к проведению парада на Красной площади.

Генералы растерянно смотрели на Главнокомандующего. Сталин понимал их состояние. Москва эвакуируется, в учреждениях повсюду жгут бумаги, одни уезжают из столицы, другие просто бегут. Никто не думает о празднике Октября и тем более о параде.

— Обстановка… — неуверенно заговорил Артемьев.

— Обстановка, — перебил его Сталин, — самая подходящая. Парад будет иметь огромное моральное воздействие на армию, на страну и, если хотите, на Гитлера. Только нашу армию и народ он воодушевит на борьбу, а по Гитлеру это будет такой залп, что он долго не сможет очухаться.

Иосиф Виссарионович дал генералам соответствующие указания по подготовке парада.

До праздника оставалось три дня, когда он вызвал к себе руководителей московской партийной организации и заговорил о необходимости провести торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Великого Октября.

— Подумайте о помещении, где бы мы могли провести собрание, — сказал он, — и о том, кого мы можем пригласить.

Реакция на предложение Сталина была такая же, как и у генералов. Никто не думал о проведении подобного собрания, традиционного для мирного времени.

Как и предполагал Иосиф Виссарионович, парад войск на Красной площади и торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Великого Октября, которые транслировались радиостанциями на весь мир, стали символами стойкости морального духа Красной Армии и советского народа. Для всей страны это было радостное событие, и в то же время — ошеломительный нокаутирующий удар по фюреру и его армии.

Во второй половине ноября 1941 года немцы развили бешеное наступление на Москву. Здесь они сосредоточили свои основные силы. Красная Армия уступала им как в живой силе, так и в технике. Используя свое преимущество, гитлеровцы атаковали защитников Москвы по всем направлениям. Командный пункт Жукова попал в линию обстрела. Создалась опасность его захвата немцами. И Жуков дрогнул. Он обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу.

Это был один из кризисных моментов. Стоило перенести командный пункт в глубь столицы, как на такое же расстояние отступят и обороняющиеся войска. Но отступать уже нельзя. И Иосиф Виссарионович приказывает Жукову: стоять.

— Если немцы угрожают вашему командному пункту, — сказал он, — бейте их и гоните, а не убегайте от них. Но если вы все-таки отойдете к Белорусскому вокзалу, то я займу ваше место.