Сергей Кара-Мурза - Россия не Запад, или Что нас ждет

Например, на Западе придается очень большое значение «пространственной» автономии человека— люди стараются не касаться друг друга. Там невозможно представить себе, чтобы в метро кто-то заснул, положив голову на плечо соседу, или люди сгрудились в очереди, как рой пчел. Напротив, в России до сих пор незнакомый человек может похлопать тебя по плечу или привалиться к тебе в электричке. Знакомый испанец, приехавший в 1991 г. в Москву в аспирантуру, был поражен тем, что люди на улице просили у него прикурить и как ни в чем не бывало ставили свои ладони на его руку с зажигалкой, чтобы защитить огонек от ветра. Они прикасались к нему!

Как известно, США совершили агрессию против Ирака под предлогом уничтожения оружия массового поражения, которым, как утверждалось, стал обладать Ирак. Несмотря на все старания оккупационных частей США, такого оружия там найдено не было, что и было официально заявлено. Тем не менее, в конце 2003 г. большинство американцев поддерживали агрессию, а треть была абсолютно уверена, что оружие массового поражения в Ираке имеется.

П.Б. Уваров отмечает: «Именно в русле этнографических и антропологических исследовательских программ возникает сравнительно удачное наименование для обществ незападного типа — традиционные общества. Правда, не всегда в рамках этого термина проводится четкая граница между историческими обществами и примитивными, архаичными сообществами» [102, с. 17].

Монтескье писал: «Сахар был бы слишком дорог, если бы не использовался труд рабов. Эти рабы — черные с головы до ног, и у них такой приплюснутый нос, что почти невозможно испытывать к ним жалость. Немыслимо, чтобы Бог, существо исключительно умное, вложил бы душу, тем более добрую душу, в совершенно черное тело» [135].

Нам не повезло уже с переводом, в русский язык вошел не тот синоним, которыми переводится латинское слово. Вышло так, будто речь идет об обществе граждан (от слова город). На деле же в точном переводе «гражданское общество» — это общество цивильное, цивилизованное. С самого возникновения понятия оно означало оппозицию «цивилизация — Природа» и "цивилизация — дикость» (иногда выражаются мягче — варварство).

Жан-Жак Руссо в «Рассуждениях о происхождении неравенства» (1755) так писал о возникновении гражданского общества: «Первый, кто расчистил участок земли и сказал: «это мое» — стал подлинным основателем гражданского общества». Он добавил далее, что в основании гражданского общества — непрерывная война, «хищничество богачей, разбой бедняков».

Как и всякая частная собственность, в современном обществе тело становится своеобразным «средством производства». Э. Фромм, рассматривая рационального человека Запада как новый тип («человек кибернетический» или «меркантильный характер»), пишет: «Кибернетический человек достигает такой степени отчуждения, что ощущает свое тело только как инструмент успеха. Его тело должно казаться молодым и здоровым, и он относится к нему с глубоким нарциссизмом, как ценнейшей собственности на рынке личностей» [137].

На варианты исхода из страха индивида указывает Э. Фромм: «Человек, освободившийся от пут средневековой общинной жизни, страшился новой свободы, превратившей его в изолированный атом. Он нашел прибежище в новом идолопоклонстве крови и почве, к самым очевидным формам которого относятся национализм и расизм». В конечном счете, фашизм — результат параноидального, невыносимого страха западного человека.

Бердяев написал это в 1918 г., в состоянии крайней ненависти к советской власти, которую он называет «сатанократией». Но здесь для нас важны не политические оценки, а признание, что Советское государство опирается на мироощущение религиозного типа.

Кооператоры и сыграли важную роль в образовании Советов в Петрограде. Еще до отречения царя, 25 февраля 1917 г., руководители Петроградского союза потребительских обществ провели совещание с членами социал-демократической фракции Государственной думы в помещении кооператоров на Невском проспекте и приняли совместное решение создать Совет рабочих депутатов — по типу Петербургского совета 1905 г. Выборы депутатов должны были организовать кооперативы и заводские кассы взаимопомощи. После этого заседания участники были арестованы и отправлены в тюрьму — всего на несколько дней, до победы Февральской революции.

Слово «собор» — перевод греческого слова ekklesia, что значит собрание и церковь. Земские соборы созывались не для того, чтобы принимать конкретные решения, а чтобы «найти истину» — определить или одобрить путь государства.

Первые выборы в Советы в 1923–1924 гг. вызвали переполох в партийном руководстве, так как на них явилось всего около 30 % избирателей. А причина была в том, что по разумению крестьян (а они составляли 85 % населения) идти голосовать должен был только отец — за всю семью. Члены семьи «вручали» свои голоса отцу.

М.М. Пришвин записал в дневнике 2 июня 1918 г.: «Вчера мужики по вопросу о войне вынесли постановление: «Начинать войну только в согласии с Москвою и с высшей властью, а Елецкому уезду одному против немцев не выступать». Похоже, в Елецком уезде было относительно более развито государственное чувство — ведь многие уезды не признали Брестского мира и считали себя в состоянии войны с Германией, независимо от Центра.

Отношения коммунистов с масонами были сложными, и один из руководителей Коминтерна Г. Димитров, изучавший этот вопрос, заявил о несовместимости членства в компартиях с принадлежностью к масонству.

Историки (например, В.О. Ключевский) еще с 1905 г. предупреждали, что попытки сразу перейти от монархии к «партийно-политическому делению общества при народном представительстве» будут обречены на провал, но кадеты этого не поняли. В августе 1917 г. M.B. Родзянко говорил: «За истекший период революции государственная власть опиралась исключительно на одни только классовые организации… В этом едва ли не единственная крупная ошибка и слабость правительства и причина всех невзгод, которые постигли нас». Иными словами, государственная надстройка западного типа, будь она принята обществом, стала бы его раскалывать по классовому принципу, как это и следует из теории гражданского общества.

М. Агурский писал: «Имеются свидетельства, что вскоре после революции и даже за некоторое время до нее массовый элемент правых партий перешел в основном к большевикам. Московский священник С. Фрязинов писал в конце 1917 года, что под флагом большевизма «объединились люди двух крайних лагерей. С одной стороны, мы знаем, — говорит фрязинов, — что вся рабочая молодежь и матросы Балтийского флота, всегда примыкавшие к крайним левым течениям, составляют основное ядро большевиков, но с другой, ни для кого не секрет, к ним примыкают и все те громилы, которые раньше представляли из себя грозную и вместе с тем грязную армию т. н. черносотенцев» [10].