Олег Хлевнюк - Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры

Нездоровый ночной образ жизни усугублял и без того большие нагрузки, которые несли как соратники Сталина, так и их подчиненные. В проекте постановления о режиме труда и отдыха руководящих работников, который готовился в аппарате ЦК в апреле 1947 года, говорилось:

«Анализ данных о состоянии здоровья руководящих кадров, партии и правительства показал, что у ряда лиц, даже сравнительно молодого возраста, обнаружены серьезные заболевания сердца, кровеносных сосудов и нервной системы со значительным снижением трудоспособности. Одной из причин указанных заболеваний является напряженная работа не только днем, но и ночью, а нередко даже и в праздничные дни» [213] РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 3. Л. 6; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 399. .

Год спустя, в марте 1948 года в записке Лечебно-санитарного управления Кремля сообщалось, что двадцать два министра страдают от переутомления, один от нервного истощения, три больны язвой [214] ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 37. Д. 49. Л. 237–245. .

Положение осознавалось как серьезное. В аппарате ЦК периодически рассматривались проекты постановлений, призванных улучшить режим труда руководящих работников. Одним из таких проектов занимался в апреле 1947 года Жданов. Документ предусматривал некоторое упорядочение рабочего графика: начало рабочего дня в 13:00, завершение не позднее полуночи с двухчасовым перерывом для обеда и дневного отдыха. В субботу и предпраздничные дни предусматривался сокращенный рабочий день до 20:00. Обязательными объявлялись ежегодные месячные отпуска и т. д. [215] РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 3. Л. 6-10; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 399–401. Постановление под названием «О режиме труда и отдыха руководящих работников партии и правительства» предполагалось принять от имени ЦК и Совета министров. В еще одном проекте, на этот раз составленном под руководством Маленкова, Берии и Микояна в декабре 1948 года, ненормальным признавалось то, что руководящие работники центральных ведомств «работают по преимуществу во второй половине дня и в ночное время». Постановление предусматривало введение в Совете министров, ЦК ВКП(б), Президиуме Верховного Совета СССР, в министерствах и других центральных советских, хозяйственных и общественных организациях нового рабочего графика: с 10:30 до 19:30 с перерывом на обед с 15:30 до 17:00. В субботние и предпраздничные дни работа должна была завершаться в 17:00 без обеденного перерыва [216] РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 396. Л. 138; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 405–406. Постановление под названием «О режиме работы руководящих работников в учреждениях» предполагалось принять от имени Политбюро. . Оба этих постановления, а возможно и какие-то другие, о которых мы пока не знаем, так и остались на стадии проекта. Причина этого очевидна. Предлагаемые меры полностью противоречили привычному образу жизни Сталина, а это при диктатуре было куда важнее, чем перенапряжение и болезни многих тысяч людей. Только после смерти Сталина его соратники провели уже назревшую и крайне необходимую реформу. 29 августа 1953 года было принято постановление Совета министров СССР, устанавливающее новый режим работы в аппарате. «Работа в ночное время, — говорилось в нем, — отрицательно влияет на здоровье работников и снижает их трудоспособность». Постановление требовало начинать рабочий день в зависимости от типа учреждения с 9 или 10 часов утра и заканчивать в 6 или 7 часов вечера с часовым перерывом на обед. Сверхурочные работы допускались лишь в случае необходимости и подлежали дополнительной оплате [217] ГА РФ. Ф, Р-5446. Оп. 87. Д. 2112. Л. 92; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 409. . Бодрствующий ночами аппарат наконец вздохнул свободно.

Укрепляя централизацию власти и личный контроль, Сталин не мог править в одиночку. В послевоенный период Сталин действовал, опираясь на две руководящих структуры: Политбюро, в котором он почти всегда председательствовал, и Бюро Совета министров, почти всегда заседавшее без него. Сочетание сталинского персонифицированного руководства в Политбюро, и технократических методов работы Совмина можно охарактеризовать как неопатримониальное, позволявшее Сталину соединить диктаторское правление с более современными методами принятия решений. Впрочем, в этом неопатримониальном порядке коренилась внутренняя нестабильность.

Во-первых, Сталин в любой момент мог изменить неопатримониальную практику, перекраивая границы сфер ответственности между различными структурами или непосредственно вмешиваясь в решение неполитических вопросов. Такое вмешательство происходило по собственному усмотрению вождя. В делах управления он участвовал выборочно и произвольно. Часто, как в случае с законом о государственной тайне, его вторжение, отражавшее его личные предубеждения, могло дезорганизовать управленческую практику. Полномочия на принятие решений делегировались Совету министров сверху. В тех случаях, когда у экономических решений выявлялась содержательная «политическая» подоплека или у Сталина появлялись подозрения по поводу их обоснованности, они передавались Политбюро.

Во-вторых, важной чертой неопатримониальности были патриархальные личные отношения с соратниками, возглавлявшими ключевые структуры партийно-государственной машины. Подчиненные интуитивно приспосабливались к вождю и, в конечном итоге, вынуждены были следовать его приоритетам, предубеждениям и даже маниям. Это приспособление распространялось не только на случаи выполнения прямых распоряжений диктатора, но и на ту сферу управленческой практики, которая выпадала из-под его непосредственного контроля. С оглядкой на вождя члены ближнего сталинского круга принимали решения, выдвигали и увольняли своих сотрудников, ели и пили, ложились спать и просыпались. Работать на Сталина, не только безусловно выполняя его конкретные указания, а следуя его намерениям (пусть даже смутным и не вполне оформленным), было важнейшим приоритетом диктатуры. Следовать этому приоритету было непросто, но только это служило залогом успешной карьеры и, нередко, самой жизни. Новая волна репрессий, начавшаяся в 1949 году и захватившая высшие эшелоны власти, очередной раз напоминала об этом.

Экономические показатели 1948 года давали основания считать, что наиболее разрушительные последствия войны были преодолены, а основные цели послевоенного восстановления достигнуты. Особое значение имело завершение жестокого голода 1946–1947 годов. В 1948 году валовой урожай зерна почти достиг довоенного уровня, а производство картофеля (одного из основных продуктов питания советского населения) было большим, чем в любом из предвоенных годов. Прирост промышленного производства в 1948 году по официальным данным достиг 27 % по сравнению с 19 %, намеченными планом [218] Эти и другие данные об итогах 1948 г. см. в записке Госплана, представленной в Бюро Совета министров СССР: ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 51 а. Д. 5433. Л. 1-44. . Хотя эти благополучные цифры отражали не только успехи, но и диспропорции, характерные для периодов форсированного наращивания производства, они, несомненно, оказывали воздействие на расчеты высшего советского руководства. В противоположность относительной осторожности, которую проявлял Сталин при составлении плана на 1948 год, план индустриального развития в 1949 году был особенно амбициозным [219] Подробнее см.: Хлевнюк О. В. Советская экономическая политика на рубеже 1948-1950-х годов и «дело Госплана» // Отечественная история. 2001. № 3. С. 77–82. . В свою очередь, эти амбиции были одной из причин усиления давления на экономические ведомства и так называемого «дела Госплана» или «дела Вознесенского».