Сергей Кургинян - Содержательное единство 1994-2000

Вы скажете, что я усложняю, что на самом деле это просто абсурд, распущенность обнаглевших дегенератов. Вы начнете приводить примеры и в каждой частности окажетесь правы, а в целом попадете впросак. Вы ведь не будете называть царством абсурда "Алису в Зазеркалье"? Не назовете абсурдом любой мир любых иных Логик (а их ведь, как показали математики и художники, "чертова прорва"). Поэтому предуготовьтесь к Зазеркалью, мобилизуйте волю и рефлексию для его исчерпания и не обнадеживайте, не убаюкивайте себя ссылками на абсурд!

Если кто-то скажет мне, что, описывая таким образом нашу реальность, я тем самым констатирую, что в России уже состоялся мир свирепого постмодерна и тотальной дегуманизации, то я (в духе "птичьего" межкорпоративного диалога, а также в духе "постмодер-новой полемики") отвечу, что подобный мир не может ни "со", ни "стоять", ни "ся", а значит, и со-стоять-ся не может. Поскольку нет интегратора "со", чтобы "со-стояться", нет индивидуализирующего "ся", чтобы "состоять-ся" и… Главное, стоять все это не может! Даже без "со-" и "-ся" (а также сидеть, лежать, идти, ползти и т.д.). А уж двигаться – так и вовсе категорически не желает! Ну, ни в жисть!..

А с этой оговоркой постмодернизм как "безукладная укладность" в России уже почти состоялся. Смеяться над этим (как и над любым горем) очень нехорошо, даже, я бы сказал, "просто скверно".

Остается только работать. Для этого как раз самое время. Вот я и работаю. Со многими субстанциями, разумеется. Но в основном, конечно же, с субстанцией ПРАВИЛ. В России, в плане правил, "бардачный консерватизм и консервативный бардак", то есть некая зловещая пародия на давно обещанную "консервативную революцию". Вот почему так важно адекватно соединять превращенные правила с превращенной же (но неотсутствующей!) действительностью.

Тысячелетний опыт проживания разных частей человечества в смраде полного исчерпания (и, что важнее всего, опыт "исчерпания исчерпания") говорит о том, что в этих условиях эффективно только использование так называемого "метода интеллектуальных итераций", или "полемических кругов". Как только такой метод начинает нужным образом применяться, постмодернистский партнер сразу оказывается вынужденным "постмодернизировать свой постмодернизм", то есть делать (в любом случае и при задействовании любых технологий) примерно то, что делал знаменитый фотограф из фильма Антониони "Блоу ап". И – я подчеркиваю – он ЭТО начинает делать при любом варианте своего поведения.

Будет он уходить от ответа с помощью визга, юродствований, как Гаврила Харитонович, или с помощью непроницаемого молчания – он "У-ХОДИТ", то есть "ходит", "двигается", то есть делает именно то, чего, как мы уже констатировали, категорически делать не хочет! И понятно, почему не хочет! Ибо двигающийся с каждым своим движением обнаруживает свое наличие и через это все более ВХОДИТ В СФЕРУ ПРОЯВЛЕНИЙ. И более того – "итеративно" эту свою проявленность начинает наращивать.

Тем самым "упивавшийся непроявленностью" становится просто куклой в чужом "проявителе", то есть НАГЛЯДНЫМ ПОСОБИЕМ на тему о враждебности Превращенной Формы своему Содержанию.

НАГЛЯДНОСТЬ этого пособия, рельефность этого сверхманекена – вот единственный инструмент нашей рефлексивной революции, манифестирующий всю глубину и напряженность отличий этой революции и от консервативного бардака, и от бардачной консервативности. Подобный тип "акции" можно еще назвать "усмирением взбесившихся правил".

То, что упивалось непроявлением, должно теперь убить или себя, или непроявление, стать не "ВСЕМ", как оно хотело, а либо "ничем", либо "ЧЕМ-ТО". Либо "де" без "композиции", либо "композицией" без всякого "де".

Я очень не люблю отрывать философские рефлексии надолго от политической конкретики. И потому предлагаю в качестве иллюстрации этот политический очерк.

Пусть мое интервью в "Людях" станет "итерацией эн минус один", а описанный мною коллаж, заполненный истерическим визгом, – "проявлением эн" в соответствующем проявителе. А данный очерк – реакцией на "проявленность эн"", то есть "итерацией эн плюс один".

Чем это кончилось у Антониони, я надеюсь, все помнят. "Дама Непроявления" обозначилась-таки. Как силуэт трупа на итеративно проявляемой фотографии.

Стыдясь своей амбициозности, поведаю притомившемуся читателю, что лично я (о, ужас!) претендую даже на большее, чем Антониони. И после этого начну возню с конкретным увеличением и проявлением.

О существе дела

Что же было мною сказано в интервью "Людям" и что я сейчас собираюсь доопределять и развертывать? В общем виде сказано было следующее.

1. Глубокое реформирование общественных отношений в СССР к 1985 году было объективной необходимостью.

2. Это реформирование могло идти в разном направлении, иметь, как сейчас говорят, разный концептуально-проектный вектор. "Горбачевский вектор" не был безальтернативным.

3. И "горбачевский вектор", грамотно сопряженный с определенными организационными и политическими технологиями, вовсе не обязательно должен был обернуться тем, чем он обернулся, – разрушением страны и теперь уже почти непреодолимым социальным коллапсом.

4. Изогнуть горбачевскую траекторию в подобную сторону можно было только вопиющим образом извратив на уровне идеологий, политических технологий, организационных моделей все то, что диктовал сам этот горбачевский "КПВ" (концептуально-проектный вектор).

5. Сводить подобный изгиб к субъективному фактору – фактору роли личности самого Горбачева (по одним версиям – агента злых мировых сил, по другим – беспомощного и никчемного человека, по третьим – и агента, и бездари одновременно) – я считаю недопустимым.

"Бездарный и никчемный человек" раз за разом переигрывал элиту КПСС, КГБ и все остальные ведомства и корпорации, которые незадолго до этого чохом отстранили зарвавшегося Хрущева (личность неслабую) и не чурались весьма решительных и абсолютно неправовых действий по отношению ко многим из тех, кто, оказавшись как минимум у порога верховной власти, становился возмутителем спокойствия "сильных мира сего" внутри советской элиты.

Что же касается "агента мировых злых сил", то тут у элиты, привыкшей к тотальной слежке и логике директивного "сходняка", была такая свобода действий, которую осознает любой хоть отдаленно причастный к той Системе политик и аналитик. И эта свобода исключает допущение к власти чьего-либо агента, кроме как агента самой элиты. Если же вся элита оказалась чьим-то агентом и потому допустила к власти Горбачева, то речь идет о таких сложных спецполитических материях, которые обладают собственной уязвимостью.

Например – войну тоже агенты выиграли? Или – имея всю элиту своим Агентом, зачем разрушать так называемые "тоталитарные" формы связи элиты и общества? Удобнее ведь тогда и общество иметь Агентом Агента! А если на это мне скажут, что "тоталитарные" формы не разрушали, а ПРЕВРАЩАЛИ, то подобная констатация не имеет никакого смысла в отрыве от описания ТЕХНОЛОГИЙ ПОДОБНОГО ПРЕВРАЩЕНИЯ. Чем я и намерен заняться в данном аналитическом очерке.