Сергей Кургинян - Содержательное единство 2007-2011

Кстати, о казанцах и "Тяп-ляпе" эпохи "Трех мушкетеров". И они тогда были встроены в элиту. Это была часть спецслужбистского замысла, предполагающего глубокую трансформацию советского общества. Молодых криминализованных пацанов пасли, опекали, готовили для будущих дел. В каком-то смысле, "крышевали".

То есть, встроенность проблемы молодежной преступности в интересы элиты для нас всех очевидна. Но если эта проблема обострилась, и если есть аксиома встроенности – то кто сейчас "обостритель", и для чего встраивают? Как и тогда, для переформатирования государства российского? Значит, переформатирование не закончено?

Конечно, речь идет не более чем о гипотезе. Но я на то и "пролетарий умственного труда", чтобы выдвигать гипотезы. Я их выдвигаю и не абсолютизирую. Делаю, так сказать, такую пометку на полях и иду дальше.

Ну, хорошо, есть проблема уличной преступности. И надо ее решать. А как ее решать в условиях подобной встроенности? (Рис.3.)

Говорится: для того, чтобы ее решить, надо принять законы. И изменить правоприменительную практику ульяновских служб охраны порядка. Конечно, это нужно сделать! И прекрасно, что Овчинский говорит об этом. И было бы очень плохо, если бы по любому поводу говорилось только о том, что ситуация – фундаментально скверная, и на этом ставилась бы точка.

Но посмотрим на другую сторону медали. Ну, приняли законы. Если ситуация встроена в элиту, то принимай, не принимай… Вам скажут: "Мы так это все опекаем, держим под контролем… Это нам нужно для особых целей… Мы держим руку на пульсе, а вы отстаньте". Что, так не говорили про Народные фронты в Прибалтике и в других местах? Именно так и говорили.

Далее – приняли законы… Что значит приняли? Законы люди принимают! Эти люди организованы в социальные структуры – в классы, группы, кланы. У этих классов, групп, кланов есть интересы. Законы не могут быть приняты вразрез с этими интересами. Если классы, группы и кланы криминальны, и их интересы криминальны, то правоприменительная практика, заложенная в законы, вступит в антагонистическое противоречие с криминальным мейнстримом. И если это мейнстрим (а я могу доказать, что это именно так), то результат очевиден.

И наконец… Ну, приняли вы законы. Преодолели сопротивление заинтересованной элиты, мейнстрим… А кто вам сказал, что закон будет работать? Например, всем понятно, что в Чечне он не будет работать. А в каком-нибудь Благовещенске будет? И на Курилах будет? И в Туве? Блажен, кто верует! Я не верю.

Я отлично понимаю, что нельзя забалтывать проблему. Что надо хоть что-то делать для ее решения. Но я понимаю и другое. Что проблему можно не только заболтать. Ее можно еще и предметно деформировать. Давайте зафиксируем оба этих возможных крена и пойдем дальше. (Рис.4.)

Предметный крен возникает после долгого забалтывания. Сидят журналисты, обсуждают вопрос, требующий высокого профессионализма. "Фишку не рубят", но бойко болтают.

Наконец, все от этого устали. Пришел профессионал. И говорит: "Ребята, на самом деле все совсем не так. И дело не в этом, а вот в этом… И делать надо то-то…" Болтуны завяли. Публика довольна. Но будет ли решена проблема?

Если она порождена незнанием, неразумием – то она будет решена, как только возобладают разум и знание. Однако любая крупная проблема порождена не незнанием и неразумием. Точнее, не только ими. Она порождена интересами, характером "большой игры", воздействиями сил, преследующих свои цели, внепредметными слагаемыми ситуации и много чем еще.

Что такое тогда предметный крен? Это сумма ряда слагаемых. Одно слагаемое – усталость от болтовни. Другое – ретивость предметника, озверевшего от шабаша непрофессионализма. А третье – укрывательство сути со стороны тех, кому нужно, чтобы проблема не была решена. Или, точнее, была решена в соответствии с "непрозрачными проектными целями". Это как максимум. Как минимум – укрывательство предполагает соблюдение интересов "сильных мира сего".

Ну, и что тогда получается? А вот что. (Рис.5.)

Предметный крен становится (как и забалтывание) инструментом в проведении особой стратегии. Стратегии имитации решения проблемы. Суть этой стратегии такова.

1. Обсуждение проблемы по существу недопустимо. Ибо такое обсуждение породило бы выводы, несовместимые с групповыми, клановыми, классовыми – как хотите – интересами.

2. Поскольку просто замолчать проблему нельзя, то обсуждать ее надо. Но обязательно нестратегическим образом.

3. Такое обсуждение можно вести как путем забалтывания, так и путем предметной детализации. Последнее даже предпочтительнее. От забалтывания все устали. А детализация показывает, что "мы заботимся о решении проблем, причем не абы как, а конкретно; а значит, проблемы будут решены, ждите".

4. Общий принцип, лежащий в основе стратегии имитации, состоит в следующем. Нечто состоялось. Это нечто, состоявшись, объявляется состоятельным. Если даже оно не является состоятельным, то оно все равно должно приниматься в качестве такового, ибо оно состоялось. Состоявшееся не абсолютно. Оно, конечно, сырое, несовершенное. Его надо исправлять. Исправлять его надо с помощью конкретных мер. Конкретные меры приветствуются, обсуждение существа сложившейся ситуации осуждается. Все это в совокупности предполагает доминирование так называемых "исправленчества", "совершенчества", "предложенчества". Над всем царит дух "рацпредложения".

Это очень знакомый дух. Суть его в следующем. (Рис.6.)

Что такое "структура дозволенности", которая показана на рисунке? Это – необрежневизм. При котором, как сказал завкафедрой из моего детского воспоминания, "этот ваш товарищ Шими… Шуми…левич… – ПРОСТО ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ ТОВАРИЩ".

Подкапываюсь ли я своими рассуждениями под ценность любого предметного рассмотрения? Ничуть! (рис.7)

Если проблема коренится в общественных отношениях и прочих серьезных вещах, а вы ее подмените болтовней (одна крайность) или – редукцией к симптомам (другая крайность), – вы проблему никогда не решите. А проблема будет "антагонизироваться", наливаться злой деструктивной энергией. И рано или поздно это обязательно разрядится.