Сергей Кургинян - Суд времени. Выпуски № 23-34

И если говорить еще, не знаю, даже, кто еще мог воспользоваться этим опытом? Кто еще? Скажите, пожалуйста. Ну, какой же это опыт, ну, какие же это коллективистские отношения, когда революционный порыв в 28–29–30-м годах, если мы говорим о вчерашних крестьянах, которые, убегая от голода, бросают все, начинают работать? Это не революционный энтузиазм первых послевоенных лет — это отчаяние, это горечь, это страдание. Какой тут коллективизм? На что здесь можно опираться, понимаете?

Вот тут так получается, что какие-то мифы заслоняют реальность, и мы гордимся совсем не тем, чем надо гордиться.

Вот вопрос мой такой. Не согласитесь ли Вы, что, на самом деле, это опыт, от которого надо отказываться? Как говорил товарищ Ленин, наследство, от которого мы отказываемся.

Емельянов:Нет. Я думаю, ни от какого опыта не надо отказываться. Надо принимать его во внимание, делать из него соответствующие выводы. В том числе и к Сталинскому опыту. И Вы не правы! Существовал социалистический блок, существовали страны, которые следовали советской модели, которые создали целый ряд потом…

Млечин:И что с ними?..

Емельянов:Но не произошло полного развала китайской экономики…

Млечин:Нет — полного, к счастью, не произошло. Но, что с ними было?

Емельянов:У Вас так получалось.

Млечин:Под 50 — цена большого скачка оценивается китайцами, примерно в 50 миллионов человек.

Сванидзе:Время.

Емельянов:Дальше. Японцы учились и у американцев — согласен. Но ведь в конце 80-х годов Америка стала учиться у Японии. Потому что качество продукции упало у американцев, качество обслуги упало. И они, вдруг обратились к японскому опыту. А почему? И вдруг выяснили — патриархальные отношения, матриархальные, даже.

Млечин:Нет…

Емельянов:Мама, которая играет огромную роль в воспитании ребенка. И ребенок, который ответственно относится к своим делам и выходит из школы образованным, а не неучем, как в американской и, к сожалению, в нашей современной школе.

Млечин:Это все очень просто. Это конфуцианская модель. Посмотрите на все государства, входящие в систему конфуцианской этики. Они все фантастически преуспели. Малайзия и африканские государства в начале 60-х годов были примерно равны.

Сванидзе:Завершайте.

Млечин:Южная Корея отставала в это время от Папуа-Новой Гвинеи. Но, благодаря конфуцианским ценностям они все фантастически преуспели. Но, больше ни у кого нет. Японский опыт перенести на американскую почву не удалось.

Емельянов:Не удалось.

Млечин:Нет там конфуцианцев в Америке, ну, совсем нету. И у нас, к сожалению, нет, вот, в чем беда-то какая.

Емельянов:Но, все-таки, коллективистские основы тут играли большую роль.

Сванидзе:Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель-эксперт.

Млечин:Давайте, все-таки, мы тоже продолжим этот разговор о том, каким образом этот опыт «большого скачка», ускоренной индустриализации, может быть востребован? Как в России, что для нас особенно важно сегодня, так и в мире. Николай Васильевич Злобин, доктор исторических наук.

Николай Злобин— директор российских и азиатских программ Института Мировой Безопасности в Вашингтоне, США.

Злобин:Мне немножко кажется этот разговор абсурдным, потому что мы говорим об опыте страны, которая потерпела экономический крах. Этим опытом воспользоваться нельзя, потому что он негативный. Вот здесь очень много вспоминали Америку. Я хочу просто, у меня такая аналогия пришла — поскольку все уже Америка, Америка, Америка — в Америке (я живу в Америке), там есть, очень такие вот, когда ты заболел, есть очень сильные таблетки, которые тебя не лечат, но тебе помогают сбить температуру и чувствовать «здорово». Вот. Причем, там написано — они, там, огромный удар по печени, они, там, потенциально тебя убьют, если будешь их пить постоянно. Но в данный конкретный момент ты будешь чувствовать себя здоровым человеком. Вот все, что, так сказать, история российской экономики — это постоянный прием каких-то таблеток. Советская экономика была нездоровым явлением — это была неудачная экономическая модель. И постоянно требовались какие-то таблетки. Индустриализация, там, кукуруза, коллективизация, что-то надо было все время с ней делать, потому что сама она развиваться не могла.

И вот, что поразительно, тоже здесь приводят в пример. Да, в разных странах были разные периоды, я согласен, были периоды, когда менялась политика. Но здесь поразительно что? К власти в 1917 году пришла партия, которая все эти модели постоянно проводила, как правильные. Военный коммунизм был правильной моделью — он рухнул, он не оправдался. НЭП — оказывается, тоже не оправдался, тоже провалился. Перейдем, так сказать, к индустриализации. Индустриализация — а, какая? Это же страна не стала современной. Да, войну выиграли. Хотя, это еще большой вопрос, как выиграли войну, потому что в первый год 60% того, что было построено, было оккупировано. Войну выиграли не за счет того, что было построено в 1-ю пятилетку. Это все было под немцами, практически все.

Вот принципиальная вещь, мне кажется, что из экономики с самого начала был изъят человек. Вот не было! Вот это всё вот разговоры, что коллективный — не было! Кадры ничего не решали! Ничего не решали! Экономика была административной. Сидел человек, сидел министр, сидел комиссар — они решали, сколько чего должно быть. Кадры сидели, или в лагерях, или под паспортами, без права выезжать куда-нибудь. Крестьяне были лишены паспортов. Какая разница, были они заключенными, или нет? Они всё равно никуда выехать из своей деревни не могли. Были прописки придуманы. Ленин критиковал царскую Россию за паспорта. В 30-е годы были введены паспорта, были введены прописки, люди не могли выезжать с места, там, где они работали — приписаны к предприятию. В стране стояли по 20 лет в очереди за квартирой и по 10 лет за машинами. Машины, которые на Западе продавались за 15 минут, стояли десятилетиями люди! Да, в космос полетели первыми. Да, была самая сильная армия мира. Да, была идеология — и я готов жить вот в этой самой куче, о которой говорил наш судья, но у меня будет самая сильная армия в мире.

Сванидзе: Зиновьев, Зиновьев о ней говорил.

Злобин:Понимаете, это была совсем другая система координат. Не люди были целью экономической модели, а государство. Ну, ведь позорно, ведь жалко народ, русский народ, который сначала гнобили в период коллективизации, индустриализации. Потом он доживал в этой экономической модели, получая, там, муку по талонам.