Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

В трагические периоды разделов Польши именно католическая церковь воплощала в себе единство нации. Поляки связывали с именем папы римского надежду на освобождение и обретение независимости.

Польский поэт Юлиус Словацкий писал в XIX веке:

«Над умирающими и споре Всевышнего гремят колокола И возвещают, что Снятой престол он уготовил папе-славянину... Вот он идет, способный миру новые дать силы... Он рабству нашему кладет конец и обновляет землю... Да, он грядет, наш папа-славянин, брат всех лю­дей... Он каждому любовь дарит, как дарит меч вассалу господин, Святого таинства он силу нам несет, Объединяя всех людей земли...

В полночь 16 октября 1978 года, когда поляк Войтыла был из­бран папой, тысячи молящихся поляков в Вавельском соборе Кракова повторяли именно эти стихи. Войтыла воплощал именно тот тип кон­сервативного священника, которого желали видеть в Ватикане. Только в Польше сохранился полный энергии и чрезвычайно жизнеспособный католицизм, фанатичная и склонная к миссионерству вера, для кото­рой нет нерешенных проблем.

Иоанн Павел II был наделен необычной способностью влиять на аудиторию, притягивать к себе людей. Ни одному из его предшествен­ников не удавалось столь эффектно использовать телевидение, радио и газеты. Его предшественник Павел VI был пессимистом, и это за­ставляло всех думать, что церковь занимает оборонительные позиции. Иоанн Павел П, напротив, создавал впечатление перехода католиче­ской церкви в наступление. Его поездки, выступления по телевиде­нию, ликующие толпы, его мужественный облик — все это порождало иллюзию силы и мощи католицизма.

Выступая перед рабочими, жителями нищих кварталов, Иоанн Павел II мог сослаться на то, что в прошлом он сам был рабочим, и это вызывало к нему доверие. Трагический опыт папы, приобретенный в период фашистской оккупации Польши, его знание жизни простых лю­дей плюс актерские способности рождали симпатии самых широких сло­ев населения. Уход из жизни папы в апреле 2005 года стал событием для всего мира...

13 мая 1981 года турок Мехмет Али Агджа дважды стрелял в папу Иоанна Павла П, который вышел к верующим, собравшимся на пло­щади Святого Петра, и ранил его. Три пули попали папе в руку и жи­вот. Никто не знает, почему Агджа стрелял в папу, был ли убийца одиночкой, или ему кто-то помогал. Когда Агджу схватили папские охранники, он заявил:

— Я действовал один и совершил свою акцию в знак протеста против американского и советского империализма.

Агджа был связан с турецкой праворадикальной организацией «Серые волки». Американцы всегда утверждали, что покушение устрои­ли советская и болгарская спецслужбы, чтобы избавиться от папы-по­ляка, поддержавшего польский профсоюз Солидарность. Москва доказы­вала, что за выстрелами на площади Святого Петра стоит ЦРУ. В июле 1981 года Агджу приговорили к пожизненному заключению — это высшая мера наказания в Италии. На процессе Агджа заявил, что действовал один. Но после приговора вдруг вспомнил, что у него были сообщни­ки: пятеро турок и трое болгар. Из них главный — Сергей Антонов, работавший в представительстве болгарской авиакомпании «Балкан». Через год в Риме Сергей Антонов был арестован, последовал долгий судебный процесс. В результате Сергея Антонова освободили «за недостатком улик»...

После того как Ярузельский ввел военное положение, право говорить свободно осталось только у священнослужителей. Вот тогда вся страна и услышала имя ксендза Ежи Попелюшко. Он ничего не бо­ялся, вспоминают те, кто хорошо его знал. Ежи Попелюшко создал не­большой центр благотворительной помощи нуждающимся. Иностранные корреспонденты, работавшие тогда в Варшаве, отмечали, что, в от­личие от некоторых иных отцов церкви, равнодушный к мирским благам Ежи Попелтошко, худой, почти истощенный, сам иностранной помощью не пользовался.

В его комнате в костеле на стене висела огромная карта Польши, на которую были нанесены все лагеря для политических за­ключенных. Тихий, скромный священник, рассказывают его друзья, превратился в своего рода связного активистов «Солидарности». Он знал, что происходит в ушедшей в подполье «Солидарности», и жил в постоянном страхе, что его арестуют. Тогда он перестал спать. Запрещенную литературу он хранил в мешке, который висел за окном его спальни. Когда он куда-то ехал, его сопровождали рабочие с ме­таллургического комбината, которые его очень любили.

Он не испытывал ненависти к правительству. Но он строго следовал слову Божьему. Ежи Попелюшко родился в очень простой се­мье. Его родители вспоминают, что он с детства тянулся к религии. Когда вырос, поступил в семинарию. Первый открытый конфликт с вла­стью у Ежи возник во время обязательной воинской службы. Его от­правляли в карцер за то, что и в армии он проводил молебны.

Преданного религии молодого священника приметил его глава Польской католической церкви кардинал Вышинский. Ксендз Ежи служил столь ревностно, что епископы опасались за его здоровье. От него требовали, чтобы он побольше отдыхал, и даже перевели в менее по­сещаемыН костел. Но для Ежи Попелюшко, вспоминают то, кто его знал, не было иной жизни, кроме служения Богу,

Попелюшко по собственной инициативе принял на себя обязан­ности капеллана на огромном металлургическом заводе в Варшаве, где быстро завоевал сердца рабочих. Он быстро стал искренним сторонни­ком «Солидарности».

— Долг христианина — следовать правде, даже если правда нам дорого обходится, — говорил Попелюшко своим прихожанам. — Попросим Бога помочь нам сохранять достоинство каждый день кашей жизни.

В самые тяжкие часы военного положения искренние и красно­речивые проповеди Попелюшко вселяли надежду в поляков: может быть, запрещенная «Солидарность» еще возродится.

«Его проповедь была откровенно политической, — вспоминает российский академик Вячеслав Всеволодович Иванов, побывавший тогда в Варшаве. — За его словами следовало то, что я не видел и не слы­шал раньше. Мы бы назвали это религиозным музыкально-поэтическим вечером.

Все собравшиеся (а их было множество: на праздник Богомате­ри Ченстоховской пришли группы рабочих из разных городов) вместе пели религиозные гимны и патриотические песни, их текст высвечи­вался на транспарантах. Перед тем как мы разошлись, настоятель со­бора нас предупредил, что надо соблюдать осторожность. После того, что мы слышали в храме, все должны вести себя достойно. Его напут­ствие произвело впечатление. Через ряды милиции проходили спокой­но. Но в следующий раз, когда я спустя три года проездом через Варшаву был в этом храме, видел уже не Попелюшко, а его могилу».

Попелюшко поддерживал живой дух «Солидарности». Его поведе­ние раздражало руководство церкви, которое считало введение воен­ного положения меньшим злом. Большим злом было вторжение частей Советской армии. Но Попелюшко не делал попытки быть сдержанным и не прислушивался к предупреждению епископов.