Игорь Бестужев - Демократия как вырождение

Признавая необходимость перехода предприятий крупной промышленности и железнодорожного транспорта в управление коллектива рабочих и служащих, Прудон отстаивал сохранение частной собственности на мелких и средних предприятиях, а также в сельском хозяйстве. В предсмертном сочинении «О политических способностях рабочего класса» /1865г./ он представил программу мютюэлизма, завершив, таким образом, разработку одной из главных идей своего социального творчества.

Прудон объявил государство источником несправедливости и насилия, используя в качестве примера Францию, начиная с революции 1793г. Он описал губительную роль централизации государственной власти, прошедшей через этапы Комитета общественного спасения, якобинства, империи и последующих правительств. В результате, писал Прудон, возник хаос, возрастающая нищета рабочих и растущая развращенность правящих сословий. Двойной процесс роста производительности индустрии и усиления эксплуатации рабочего привел к росту преступности и постепенному «вырождению племени», раздуванию государственного долга и бюджета государства. Другие последствия централизации – разрастание чиновничества и армии. Налоги падают на работников, из средств от эксплуатации которых богатые платят свою часть налогов. Довершает картину подлость управителей: казнокрадство, взятки…/«продажность – душа цивилизации»/. Таким образом, в конце XIX века существует достаточно причин для революции, сделал вывод Прудон.

Исходя из своего анализа, он отрицал государство «как единственную форму, в которой может существовать человеческое общество, и принцип власти, выражающийся в законе, как необходимое условие справедливости». Прудон отвергал необходимость сохранения министерства иностранных дел, военного министерства, судов и т.д. «Угнетение народов и их взаимная ненависть могут исчезнуть лишь вместе с уничтожения их общей причины – правительства», считал он. – «Когда в каждой стране…не будет ни национальности, ни отечества в политическом смысле …человек будет туземцем мира, будет всюду гражданином». Эту космополитическую идею Прудон, однако, обосновал таким образом, что ее можно было истолковать в противоположном смысле сохранения нации . «Нация может выносить правительство,…пока это правительство ее собственное… Но если власть чужда нации, последняя чувствует ее как оскорбление; мятеж тлеет во всех сердцах, и учреждение не может долго держаться».Подобная многозначность – отличительная черта диалектического мышления Прудона.

Это свойство мысли французского социолога проявилось в представленной им картине одновременного совершения революций по всей Европе. «Главные вопросы международной политики будут решаться по началам анархического социализма – утверждал он. – России не будут нужны Кавказ и Босфор, Англии – Египет и Гибралтар, Франции – ее расширение, достаточно будет ее влияния в Бельгии, Женеве… Всякая забота о европейском равновесии под предлогом национальности и независимости государств, всякое предложение заключать союзы, признавать независимости, возвращать провинции, переносить границы…обнаружат в представителях движения полнейшее непонимания потребностей века, презрение к социальным реформам и реакционный умысел».

Если отвлечься от преходящих обстоятельств времени, открывается удивительное сходство с планами преобразования Европы в единую федерацию, разработанными немецким идеологом первой половины 40-х годов XX века Вернером Дайцем. В следующем веке эта искаженная либералами идея претворилась в их проект объединения Европы под властью космополитического мирового центра.

Прудон не случайно отвергал политическую власть , как источник противоречий, неразрешимых при капитализме. В «высшей общественной форме», писал он, договор определяется отношением человека к человеку. Так исчезает идея власти. Теряют силу закон и политический порядок. Его заменяет экономический /промышленный/ порядок. Люди уже не повинуются закону, а соблюдают свободно обсужденные и принятые договоры. Такой строй Прудон назвал безвластием. Несмотря на утопичность этого плана в целом, решительное осуждение буржуазной системы власти указывало на возможность устройства общества, в котором вместе с разделением на классы исчезает эксплуатация работников хозяевами. Непреходящая ценность этой идеи заключается в неоднократно предпринимавшихся попытках ее воплощения «справа» и «слева». Будущее, несомненно, вернется к этим планам, для того, чтобы заменить более справедливым порядком тот, который породила буржуазная демократия.

Пьер Жозеф Прудон убедительно доказал лживость «выборного народного представительства», продолжающего искушать общественное мнение, воспитанное на идеях абстрактного гуманизма, ведущего отсчет с XVIII столетия. Корни этого несчастного мировоззрения французский социолог обнаружил в Общественном Договоре Руссо, утверждавшего что народ не может управлять сам собой и потому должен иметь выборное представительство. «Он сделал преобразованную тиранию почтенной, выведя ее из народа, перенеся правительственный принцип самодержавия с монарха на народ. Соорудив под обманчивым именем Общественного Договора уложение капиталистической и торгашеской тирании, женевский шарлатан пришел к заключению, что пролетариат необходим, что нужны диктатура и инквизиция», – писал ученый.

Он испытывал глубокую ненависть к Робеспьеру – восстановителю верховного существа, который тоже был за представительное правление и усиление централизации власти. Затем Директория восприняла эту идею. Прудон сравнил якобинцев 1793 и 1848 годов, «дважды погубивших революцию» /«увы! измена всегда приходит от своих!»/. Результатом последовавших политических изменений стал двусмысленный парламентский режим. «Я могу примириться с людьми, потому что подобно им подвержен заблуждениям, но с партиями никогда! Пусть же они продолжают, ибо, увы! революция не так то скоро освободится от уз. Мы охотно пожертвуем инициативой и отдадим ее более умеренным, лишь бы они совершили революцию», – писал Прудон, понимая революцию в смысле коренного изменения социального строя, но без обязательного насилия, на котором настаивал марксизм.

В этой связи глубокий смысл заключает его идея умеренности, предполагающая возможность вынужденного ухода от власти обессилившей буржуазии. Предложенный ученым план мирного завоевания власти и уничтожения парламентского режима уже не выглядит утопичным после сравнительно безболезненного устранения демократии в Италии 20-х и в Германии 30-х годов.