Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4

Эти люди могут быть крайне несимпатичны или, напротив, очень симпатичны. Они могут быть еще более жесткими и еще более высокомерно относиться к своему народу или относиться к нему с глубокой любовью… Тут масса развилок. В этой мозаике есть место чему угодно.

Но если мы начинаем говорить о чем-то, что не связано с капитализмом, мы должны определить классовую базу. Если не капитализм, то что?

И соблазнительней всего, согласен, соблазнительней всего сказать, что вновь мы имеем дело с коллизией труда и капитала в классическом варианте. Что классическим вариантом труда предстает пролетариат, то есть рабочий класс, являющийся прогрессивной силой, которая и должна создать бесклассовое общество. А классическим угнетателем является капитал.

И вот тут мы снова возвращаемся к азам марксизма, и вроде бы все у нас и вытанцовывается. И картина эта для нас привычная и приятная. И я не скрою, что она приятная. Для меня лично она намного приятнее, чем картина, в которой обсуждаются всякие новые варианты: информационное общество, технотронное общество, общество знаний, экономика знаний и так далее — всё это посткапиталистические экономики.

Но нет рабочего класса в том виде, в котором он на сегодняшний день способен решать проблемы страны. Его нет по факту. Вообще, в условиях, в которые попала страна, в условиях регресса — деградации производительных сил — очень трудно говорить о каких бы то ни было классах. И здесь может показаться, что я противоречу сам себе. Если нельзя говорить о классе пролетарском, то почему можно говорить о классе вот этого самого когнитариата, который мы все время обсуждаем?

Главный вопрос заключается в том, что мы не можем с вами сейчас заниматься использованием существующих классовых структур, опираясь на которые и выражая интересы которых мы осуществляем политику. Не на что опереться. Болото. Нет каркасных классовых структур, опираясь на которые можно что-то делать. Всё, что мы можем в данном случае, это формировать новые классовые сущности.

Формировать новые классовые сущности можно лишь в нишах. Использовать нормальные, готовые классовые сущности можно — они выступают над рельефом, как дома, здания, горы… А вот классовые сущности, которые надо формировать, существуют в инкубаторах, в нишах. Так в этих нишах зарождалось человечество, так в нишах зарождается жизнь. Все новое зарождается в нишах. Приемлемо или неприемлемо для кого-то слово «катакомбы», но я ничего больше не имею в виду. Где регресс, там ниши. И там формирование классовых сущностей, а не использование классовых сущностей.

Значит, на повестке дня не использование нашего когнитариата для того, чтобы провести когнитарную революцию. Увы, такой возможности не существует. Я был бы счастлив, прыгал бы до потолка и предлагал бы совершенно другие приоритеты, если б это было так. Но этой возможности нет. Возможность есть одна — сформировать это в нишах, начать формировать геномы этого нового класса.

Из кого можно формировать подобные сгустки, подобные геномы, точки, центры кристаллизации? Из тех групп населения, которые, во-первых, наиболее устремлены в будущее и, во-вторых, наиболее эксплуатируемы в настоящем.

Какая группа сейчас наиболее устремлена в будущее, в информационное общество, в экономику знаний, технотронное общество и так далее и, с другой стороны, является наиболее эксплуатируемой в настоящем?

Наша интеллигенция вообще и техническая в первую очередь, хотя в целом — наша интеллигенция. Она сейчас одновременно находится в полюсе эксплуатации и в полюсе будущего. Из нее сейчас можно что-то выковывать. И можно выковать очень разное. Можно выковать такую гадость, что о капитализме еще пожалеем, а можно выковать класс-спаситель. Это вопрос того, кто будет заниматься таким ужасным, но безальтернативным занятием, как социальное конструирование.

В связи с этим мне бы хотелось обсудить категорию «проект».

Когда мы говорим «проект», что мы, вообще-то говоря, имеем в виду? Во-первых, это слово настолько часто используется в бизнесе, в менеджменте и так далее, что сейчас проектом называют всё — даже продажу носков. А, во-вторых, у нас вообще все дефиниции в XXI веке плавают. Открыл один словарь — там одно определение, открыл другой словарь — другое определение. Что же делать?

Нужно не в дефинициях копаться, хотя это тоже очень полезно. Нужно смотреть на живой исторический опыт. И спрашивать себя: кто-нибудь в мире когда-нибудь какой-нибудь проект осуществлял или нет?

Проект — это не некая абстрактная категория, подпадающая под такие-то словеса. Проект — это то, что можно пощупать. Взять и пощупать. Но, конечно же, что-то дает нам и теоретическое содержание понятия. Оно размыто, но оно же не исчезло до конца.

Проект — это когда возникает некий субъект, который любой ценой хочет вбить в реальность что-то совершенно новое и построить эту реальность строго по своему замыслу, противоречащему всему, что существует на настоящий момент. Всему. Вот тогда это проект. В противном случае это не проект. Проект — это не эволюция, это не приспособление к действительности, это не заклятие действительности: «Милая моя, родная, будь такой-то».

Проект — это вдавливание в действительность совершенно новой матрицы. Конечно, когда ты ее вдавливаешь, действительность вступает в свои права. Она спасается с помощью подобной имплантации, она начинает жить с ней вместе одной жизнью. Это вам не шунты сердечной мышцы, не вставные зубы и десны — это гораздо более глубокий симбиоз, хотя в каком-то смысле это что-то подобное.

Но тем не менее, когда мы говорим с теоретической точки зрения «проект», мы имеем в виду указание пальцем на нечто и произнесение слов: «Да будет так!» Проект всегда адресует к воле.

Мангейм говорил об утопии и технологии. Проект — это вот это. И это должно быть при этом масштабным.

Примерное теоретическое содержание проекта таково. Если мы говорим: России нужен Четвертый проект — не Контрмодерн (то есть феодализм), не Модерн (то есть капитализм) и не Постмодерн (то есть маразм, с помощью которого какая-то часть мира будет грабить остальную часть мира, сохраняя для себя иллюзорное капиталистическое бытие и отказываясь от истории как таковой вообще)… Если мы хотим чего-то другого — четвертого — и называем это Сверхмодерном, то это проект. Мы это другое, новое, хотим в действительность вдавить, как матрицу. И только с помощью такого вдавливания в гибнущую действительность подобного имплантата действительность может снова задышать. И начать жить, как умирающий больной воскресает при шунтировании. Я еще раз подчеркиваю — это гораздо более сложный процесс, чем-то напоминающий нечто подобное.