Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4

Эгрегор обычно защищают. Это тонкая нить, которую перерезать действительно можно. Она очень нежная. Эта нить позволяет подпитывать энергией лидирующую, ведущую за собой группу (или, как говорил Маркс, исторический класс — тут важно, что исторический, а не просто класс), а также все активное общество.

Теми ножницами, которые применил противник, щелкнули и разрезали нить, но сначала что-то произошло с защитами. И с годами у меня все чаще возникает вопрос: а не защитники ли сами и разрезали эту нить? Ведь коварство было в этом. Народ, приведенный в безэгрегориальное состояние, переставший потом быть народом (ибо народ — это субъект истории), отчасти освобожден от вины именно потому, что защитники предали: сняли защиту и разрезали нить. Или им помогли ее разрезать разного рода минкины.

Теперь, чтобы восстановить нить, нужно следующее…

Есть реальный жизненный мир. Над ним существует второй мир — тот самый, где есть «О, Русь моя! Жена моя!», Родина-мать и все остальное, где есть эти феномены, то есть обобщенные сущности. Мир живых обобщенных сущностей. В него надо подняться. Над ним находится третий мир — мир идеальный, там существует энергетика, и именно там можно все починить. И восстановить связь.

Когда Гершом Шолем спорил с Вальтером Беньямином о том, как надо действовать (Беньямин был очень левый и мечтал о диалектическом материализме, марксизме и пр., а Шолем уже ушел в религию, а точнее, в метафизику), что надо делать, чтобы спасти еврейский народ, то позиция Беньямина была в том, что нужно мобилизовать левые мессианские идеи. На них и формировались многие кибуцы, которые потом возникали в Израиле. А Шолем ушел в метафизику, потому что считал, что, только найдя метафизический, последний, идеальный ключ, показав, что народ — это Шехина (Невеста Господня), соединив народ с этим идеальным образом, можно восстановить в нем энергетику. И тогда что-нибудь двинется.

В России образ Софии, вообще софийность, имеет огромное и до конца не осознанное значение. Может, именно этот образ и связует между собой красную, белую историю и все прочие (потому что все время говорить, что у нас несколько историй и они ничем не связаны, неинтересно). Софийность в России обладает таким значением, как ни в какой другой стране мира. София не имеет никакого отношения к гностической Софии. Это другая София. Софиология русская — это еще не до конца открытое учение, которое вполне может быть соединено с марксизмом, с Вебером и со всем остальным потому, что на новом этапе никакими атеистическими баландами людей не накормишь. По крайней мере, не накормишь тех, кто должен сформировать субъект и обладает настоящей волей к тому, чтобы преодолевать столь большое неблагополучие, как сегодняшнее.

Поэтому путь от реального в феноменальное и в идеальное — это и есть то, что нужно для обретения субъекта, а значит, проектной силы. Там, на этих высотах, располагается честь. Вновь процитирую строки из стихотворения Ричарда Ловласа:

Нет чести — нет любви. Там находится честь. Найденная честь восстановит любовь. Восстановленная любовь зажжет огонь. Огонь превратит руду в настоящий металл. Металл превратится в оружие. Оружие сумеет преодолеть все, если оно будет находиться в руке полноценного субъекта.

Не будет этого — все, что мы сейчас обсуждаем, абсолютно бессмысленно. И ради этого обсуждения, его и только его, нужны такие вот абстрактные разговоры. Ничего конкретнее этих разговоров нет.

И если бы Минкин не был не просто пощечиной, которую надо ощутить, не пощечиной кому-то там, даже классу, не пощечиной какому-то нашему родственнику, не пощечиной нашему историческому бытию, а именно пощечиной идеальной сущности… Это такой кривляющийся бес, который дотягивается ручонкой до того, что удалось исказить и замарать, до святого лика… Если бы этого не было, я бы не обсуждал Минкина. Для меня он здесь пример какой-то нарастающей угрозы.

Хочу вспомнить песню Гребенщикова, вроде бы такую кокетливо-просоветскую…

(Дальше он говорит главное. — С.К.)

Для христианина история — это дело Христово. Так что, в этом деле не было любви? Ведь это очень глубокая мета-138

физическая проблема. Ведь не зря идет спор о том, что такое первовзрыв, создавший Вселенную: это изгнание из Рая или это сотворение мира? Потому что если это сотворение мира, то внутри Вселенной есть благо и там есть что любить. А если это изгнание из Рая, то всё изначально пропитано грехом. Это две разные Вселенные, две разные теологии. И эти теологии борются.

Я заговорил о том, что темная энергия является важной вещью, которая обеспечивает метафизичность проекта. Мне сразу стали возражать: «А при чем тут все это? И зачем тут нужна темная энергия, как она связана с Марксом, с Вебером и так далее?»

Очень связана! У Маркса есть сложнейшее понятие — «превращенные формы». Маркс заворожен этими превращенными формами. Он много занимался ими. Сам Маркс не так много издал из своих работ, потом его работы издавал Энгельс, потом немецкие социал-демократы, потом, уже в 30-е годы, архивы перешли в СССР. Какие-то работы Маркса, очень важные, были изданы лишь в 60-е годы XX века. Но поскольку, вообще-то говоря, наследие Маркса — это вещь достаточно специальная, то весь марксизм оказался резко усечен. И многое из того, что Маркс обсуждал относительно превращенных форм, оказалось либо на периферии советского идеологического внимания, либо было истолковано превратно, потому что никак нельзя было истолковать это правильно — это угрожало очень и очень многому.

Дело в том, что форма и содержание находятся в достаточно сложной взаимосвязи. Форма может выражать содержание в большей или меньшей степени. Если использовать здесь марксизм, то форма может способствовать развитию содержания и может тормозить развитие содержания. Как говорит классический марксизм, когда форма начинает тормозить развитие содержания, форму сбрасывают и меняют с тем, чтобы дальше началось развитие содержания. И в этом суть истории.

Здесь есть перекличка между Марксом и Гегелем. Не такая простая, как кажется, но есть.

Маркс разбирал превращенные формы в связи с товарным фетишизмом и вообще со свойством сложных целостностей использовать посредников, которые обеспечивают в этих целостностях взаимосвязь и которые сами отчуждаются от целостностей.