Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4

Но производительными силами в эту эпоху являются руки рабочих и машины, с помощью которых рабочие производят вещи. При всей важности умственного труда в эту эпоху, умственный труд еще находится на подхвате, что и делает возможным определение той части общества, которая занята умственным трудом (в том числе столь важным для производства — инженеры, техники, все вкупе), словом «прослойка». Называется ли эта прослойка, как у нас, интеллигенцией или как-то иначе, но это прослойка, это не класс. И об этом в Советском Союзе достаточно много говорилось.

А вот потом у нас без всякого вывода из данного утверждения было сказано, что наука стала непосредственной производительной силой. И никто до конца не понял, сколь масштабными должны быть проистекающие из этого выводы.

Если наука, умственный труд в целом становятся непосредственной производительной силой (не силой, обслуживающей основную производительную силу, сопровождающей ее, а непосредственной производительной силой), то тот, кто уже не руками, а мозгами приводит в действие эту производительную силу, является не прослойкой, а классом. И это фундаментальное общественное изменение! У него абсолютно другая роль в обществе. Этот пролетариат умственного труда, коль скоро умственный труд стал производительной силой, является полноценным пролетариатом, то есть когнитариатом.

Теперь он является тем, кто приводит в действие эту производительную силу и у кого отчуждают процесс труда. Он эксплуатируемый — в условиях, когда основная производительная сила — наука. Это не снимает с повестки дня значения машин как средства производства вещей, но это постепенно выдвигает на первую роль новый класс, который называют когнитариатом.

Только в том случае, если наука является непосредственной производительной силой, в производственные отношения входит некий субъект, называемый «когнитариат», то есть полноценный эксплуатируемый класс.

Что происходит в России? В СССР на последнем этапе как раз и было сказано, что наука стала непосредственной производительной силой. Но никаких выводов по этому поводу сделано не было. Потому что это означало, что классическая бюрократия должна делиться с интеллигенцией, которая превращается в полноценный новый класс, не благами, которыми бюрократия готова была делиться (под бюрократией я имею в виду политическую номенклатуру), а властью. Но властью номенклатура, то бишь бюрократия наша, абсолютно не готова была делиться ни с кем. И уж тем более с этим новым классом. Который, в свою очередь, себя новым классом не ощущал.

Все, над чем я бился со второй половины 70-х годов вплоть до того, как это рухнуло, это попытка создать внутри данной среды прослойки, пропитанной мировоззрением. Новым мировоззрением, классовым. Этому мешало все: концепция бесклассового государства, классическая концепция диктатуры пролетариата, все остальное.

В итоге, став классом, по сути, в системе производительных сил и оставшись прослойкой по мировоззрению и по всему остальному, интеллигенция и грохнула как себя, так и народ. Она историческую функцию не выполнила. А выполнила, наоборот, функцию антиисторическую. И отвечает, прежде всего, за совершенные ею преступления. Как потому, что именно она (наряду с обыдленным мещанством и преступностью) поволокла «Коломбину» в стойло этого «Арлекина», так и потому, что она не осознала себя в новом качестве, чему в существенной степени помешали ее герои — и либеральные (типа академика Сахарова), и консервативные (типа Солженицына). Они все увели данную прослойку от осознания того, что она уже становится классом, а это мучительный переход из одного состояния в другое.

Номенклатура же не хотела делиться властью с новым классом, не хотела преобразовывать прослойку в этот новый класс, боялась до смерти этого нового класса и имела к этому определенные основания. В итоге она его грохнула вместе со страной. И решила, что лучше она превратится в буржуазию на обломках страны — в паразитарную, криминальную буржуазию, — чем начнет с кем-то делиться властью в обновленном Советском Союзе.

Слабейшим звеном во всей этой системе оказалась именно прослойка интеллигенции, которая должна была преобразовываться в этот новый класс, потому что ее-то и грохнули беспощадно, системно. Она в ту сторону поволокла процесс. Она этот процесс обслужила. По большому счету, она и обслужила ту же номенклатуру, которую привыкла обслуживать, только обслужила самую ее грязную и подлую криминальную часть. Получила свои «30 сребреников» — и после этого в качестве массового слоя или прослойки начала загибаться. И превратилась в самую потерпевшую, самую социально игнорируемую группу в стране. Никто не потерял столько, сколько она, в грубейшем социальном смысле.

Как я много раз говорил, если раньше средний рабочий, водитель, жил в несколько раз хуже профессора, то теперь он живет в несколько раз лучше профессора — не потому, что профессор живет так замечательно, а потому, что профессор просто загибается. И эта самая прослойка, весь этот интеллектуальный субстрат, будет первым уничтожен, если продолжится псевдокапиталистическая оргия. Он не нужен. Ликвидкому он не нужен. Ликвидком всячески намекает этому классу, что надо либо валить, либо самоликвидироваться. И все. Небольшая часть встроилась в эти отношения и играет роль некой обслуги, кто-то уехал, все остальные загибаются.

Теперь задача состоит в том, чтобы привнести в эту группу классовое полноценное сознание, что, в принципе, в условиях регресса невозможно и в условиях такой разгромленности этой группы тоже невозможно. В России XXI века нет когнитариата, равно как не было полноценного пролетариата в России XIX века.

Соответственно, Маркс мучительно думал о том, что будет делать Россия. А Ленин разрубил этот гордиев узел очень просто и абсолютно антимарксистским путем. Он сказал: «Да, полноценного пролетариата в России нет, что поделаешь! Я понимаю. („Развитие капитализма в России“ называется — очень интересная книга. Такая современная, что дальше некуда!) Но если даже этого класса нет, а за ним будущее, то надо создать партию этого класса — и тогда создастся класс».

Если бы Маркс что-нибудь такое услышал, он бы пришел в неописуемый ужас. Но Ленин не только это произнес — он это сделал. Была создана партия пролетариата, фактически отсутствующего (или крайне слабого и наиболее эксплуатируемого в России — более чем в любой другой стране мира). Была создана его партия. Эта партия действительно создала полноценный пролетариат — полноценный рабочий класс. Вот это-то мы создали с чудовищным трудом. И это сейчас уничтожено.

Если говорить о подобного рода социокультурных технологиях или о подобного рода конструированиях, то сейчас этап такого конструирования возможен. Существует раздавленный субстрат, который в этом раздавленном виде даже проще превращать в класс, чем в идиотски самодовольном, в котором он пребывал в конце советского периода.