Збигнев Бжезинский - Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы

Тем не менее, Клинтон осуществил это расширение в значительной степени благодаря усердию главных членов его команды и не входивших в нее сторонников этом идеи, которые сообща добились обсуждения вопроса и ускорили его решение. Явный энтузиазм удовлетворенных центральноевропейцев также окатился заразительным. Клинтон был уже подлинно новообращенным в эту идею, когда в июле 1997 года, стоя перед Королевским замком в восстановленной Варшаве, он объявил восторженной толпе народа и торжествующему Леху Валенсе о том, что Польша и ее два центральноевропейских соседа приглашены к участию в альянсе.

Если бы Клинтон взял на себя меньшие обязательства, можно было бы лишь гадать, насколько неуверенной и нестабильной могла бы быть Европа десять лет спустя, когда Америка и Европа разошлись во мнениях по Ираку, движение Европы к политическому единству замедлилось бы из-за внутренних разногласий, а Россия снова начала бы играть мускулами в Украине, Грузии и даже в балтийских государствах и в Польше. Холодная война, закончившаяся в 1990 году, могла бы возобновиться в какой-то повой форме, с новым идеологическим или территориальным поворотом, если бы большие пространства посткоммунистической Европы остались вне Атлантического сообщества.

Итак, прорыв — которого могло и не быть — в процессе построения Европы, произошедший в 1990-е годы в результате действия различных движущих сил и включавший подписание Маастрихтского договора, который формально зафиксировал образование Европейского Союза; принятие в него прежде нейтральных западноевропейских государств — Швеции и Финляндии; введение евро; отмену пограничного контроля внутри Европейского Союза (Шенгенские соглашения); начало общеевропейской оборонной политики и создание сил быстрого реагирования Евросоюза, — все это означало, что во многих отношениях последнее десятилетие XX века было отмечено возросшей позитивной ролью Запада в мировых делах. Не было ничего, чего Америка и Европа, геополитическая сверхдержава и экономический гигант с нарождающейся общей политической идентичностью, действуя сообща, не могли бы добиться при наличии желания.

Ну а пока — да, увы, только пока — новая реальность способствует тому, чтобы объединенными усилиями следовать конструктивной глобальной повестке дня, придерживаясь доброжелательного и оптимистически детерминистского взгляда Клинтона на проблему глобализации. Совокупное влияние Америки и Европы привело к успешному завершению в 1994 году невероятно сложного переплетения конфликтных торговых переговоров, известных как Уругвайский раунд, по Генеральному соглашению о тарифах и торговле. Итогом его стало создание 1 январи 1995 года Всемирной торговой организации, которое обозначило важный шаг в направлении формирования глобального экономического порядка, соответствующего растущему пониманию наднациональной солидарности. То, что создание ВТО внесло в складывающийся механизм урегулирования конфликтных интересов вклад, без которого проблема огромного неравенства в экономических условиях, существующих в мире, не может найти решения, уже является значительным шагом вперед.

Подготовил Бретт Эдкинс

Последовавшее в 2001 году принятие в ВТО Китая, ставшее возможным после нескольких лет терпеливых переговоров, начатых Соединенными Штатами и Европейским Союзом, было еще одним шагом на долгом, но очень нужном пути, ведущем к включению потенциального экономического генератора в более тесно взаимодействующую и более управляемую мировую экономическую систему. Вступление Китая подтолкнуло образование так называемой «Большой двадцатки» — блока развивающихся государств, руководимого Китаем, Индией, Южной Африкой и Бразилией. Экономически более слабые государства, таким образом, впервые приобрели подлинный политический вес в процессе продолжавшихся переговоров о более равноправной глобальной системе торговли. Тем самым утверждение Клинтона, что глобализация «не может быть обращена вспять», постепенно приобретало правовое значение.

Однако вступление Китая в ВТО имело и свою политическую цену. Для того чтобы способствовать прогрессирующей интеграции китайской экономики в мировую систему, Соединенные Штаты в 1999 году предоставили Китаю режим наибольшего благоприятствования, но не стали обусловливать это обычным требованием признания прав человека. Клинтон с некоторой неохотой пошел на такое решение, резонно полагая, что в перспективе Китай, принявший международные правила и вовлеченный в более тесные отношения взаимозависимости, неизбежно постепенно придет к уважению прав человека. Глобализация, пришел к логическому заключению Клинтон, в конечном счете компенсирует моральную обеспокоенность, вызванную уступками [1] То, что Клинтон был обеспокоен этой проблемой и переживал за исход дела, нашло отражение в той настойчивости, с какой он старался советоваться по нему даже с аутсайдерами. Вернувшись в США после поездки в Китай, я был на пляже на Гавайях, куда мне позволил президент, который хотел услышать мое мнение, можно ли считать целесообразным введение целенаправленных санкций, например, в отношении промышленности, контролируемой китайской армией. .

Но если растущая вовлеченность Китая в глобальную взаимозависимость давала в целом положительный результат, то два других события, занесенных в хронику президентства Клинтона потенциально были более опасными для Атлантического сообщества с точки зрения его перспективной роли в международных делах. Этими событиями были финансовый кризис в Азии и усиление разногласий между Америкой и Европой относительно наднациональных правил.

Жесточайший кризис ликвидности в Юго-Восточной Азии в 1997 году, вызванный ухудшением финансового состояния Японии и масштабом спекулятивных операций недвижимостью и валютой (включая агрессивные операции американских валютных трейдеров на валютном рынке Таиланда, затрагивающие его государственные резервы), быстро распространился на Тайвань и Южную Корею. На нервом этапе США промедлили с реакцией, но в начале 1998 года министр финансов США Роберт Рубин провел операции, закончившиеся запоздалой стабилизацией. Тем не менее, в Азии возобладало мнение, что в кризисе была виновата Америка.

Тот факт, что многие возлагали вину на политику, проводимую Международным валютным фондом, в котором США играли доминирующую роль, в сочетании с осторожностью и конструктивными действиями Китая (включая его решение не девальвировать свою валюту), вызвал в Восточной Азии растущий интерес к поиску формы регионального сотрудничества, руководимого Китаем и/или Японией, и к сотрудничеству с регионом, менее зависимым в финансовом отношении от США и Европейского Союза.