Сергей Брилёв - Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник

Не буду больше об этом. После того как я побывал в уникальном пантеоне в Санта-Кларе, где покоится прах его и десятков его товарищей по боливийскому походу, я не склонен давать ему лично какую-либо однозначную оценку. Системно я к коммунистам отношусь, наверное, уже понятно как. Но большинству из нас до Гевары-человека ещё расти и расти: таким он был рыцарем долга и так увлекал за собой. И, в конце концов, он смертью заплатил за свои идеалы. Много ли ещё таких людей? Единицы!

Но факт есть факт. Идеи «Че» Гевары о «новом человеке» среди кубинских революционеров нашли благодарных последователей. «Че» давно уже нет. А подсказанные им эксперименты на Кубе продолжаются уже многие десятилетия.

Наконец, третий субъективный фактор, который увлёк Кубу в пучину марксизма-ленинизма. Этот фактор — влияние на кубинское руководство первых советских советников. Как организовать не переворот, а по-настоящему народную революцию — в этом вопросе кубинские «бородачи» и сами кого угодно могли научить. И многих потом учили. А вот как сделать революцию необратимой — это им и подсказывали советские товарищи.

И это тот самый случай, когда писать следует именно так, как я это и делаю: товарищи не «русские», а именно «советские». Всё дело в том, что первая волна посланцев Москвы состояла из особых людей. Не русские, а «совиспанцы». Те самые дети гражданской войны в Испании, которых эвакуировали в СССР. И были люди искренне благодарные и преданные своей новой советской Родине и её странным тогда для кубинцев идеалам. Но именно эти идеалы «совиспанцы» и могли кубинцам растолковать как никто другой. Как было кубинцам не поверить, тем более что объясняли им на родном испанском?! [8] Я ещё не раз вернусь в этих заметках к региональным особенностям испанского языка, но уже сейчас надо объяснить одну «базовую вводную». Даже близкие, пограничные друг другу страны Латинской Америки говорят по-разному. Что говорить о «родине-матери» Испании, где язык «законсервировался». Нет числа тем шуткам и анекдотам, которые про испанцев рассказывают в Латинской Америке, играя именно на акценте. Однако в целом это всё-таки один язык, и кубинцы совиспанцев в целом прекрасно понимали. Но были и казусы. В частности, кому как не совиспанцам было поручить подготовку первой группы советских военных переводчиков? Для того чтобы экстренно подготовить первую группу таких переводчиков, с учёбы сняли целый курс московских студентов- филологов. Но когда они приехали на Кубу и стали переводить кубинцам премудрости не только марксизма-ленинизма, но и тактико-технических характеристик советской военной техники, выяснилось, что военный жаргон у кубинцев был всё-таки уже «самостийным». Совиспанцы учили своих слушателей испанской военной терминологии, в то время как в Латинской Америке многие чисто испанские термины были давно уже заменены на заимствования из английского (точнее, американского). Ну, например, ракету в Латинской Америке чаще назовут не испанским словом «коэте», а «мисиль» (от английского «миссайл»). Впрочем, со временем и эти трудности военного перевода были преодолены.

Не хочу ничего упрощать. Естественно, за дрейфом Кубы к СССР лежали не только особенности мировосприятия братьев Кастро и их аргентинского друга Эрнесто «Че» Гевары. Естественно, велась и большая геополитическая игра. Был пик холодной войны. Советскому Союзу совсем не лишним был «непотопляемый авианосец» у берегов США. А тут — Куба. Где «фашио» суверенитета так красиво смотрелся в обрамлении социалистического «лавра».

Именно на Кубе американцы с тех пор отрабатывают политику помещать неугодные режимы под санкции. В случае с Кубой таких санкций — целая изощрённая система. Тотальное эмбарго. Тотальная блокада. И готовность Москвы прийти на помощь в самый сложный момент — и есть главная объективная причина сближения с СССР. И главная причина желания Советскому Союзу подражать.

Подражать в государственном устройстве. Из всех соцстран только кубинцы и воспроизвели именно советскую систему образца 1922 года. С «пирамидой советов» и ЦИКом. Который не Центризбирком, а Центральный исполнительный комитет. На Кубе это Госсовет.

Подражать в экономике. Причём опять же с «младосоветскими» элементами вроде «трудовых армий».

И подражать в своего рода глобальном миссионерстве. В желании быть народом не богоносцем, но знаменосцем. В готовности снять с себя последнюю рубаху, но найти себе внешнего врага (чтобы бороться) и новых братьев (чтобы им помогать). Пусть даже у себя в стране жизнь становилась всё более стыдной. Пусть даже у кубинцев и не нашлось своего Бердяева, который указал бы на то, что это уже не от марксизма-ленинизма. Что это как раз характерная национальная русская черта. Как бы то ни было, советская социалистическая система на острове не просто воспроизведена, а возведена в квадрат, в куб, ещё и со всеми её, в том числе и русскими национальными особенностями.

Но есть и другая правда. Абсолютное большинство граждан многих соседних с Кубой стран живут не намного лучше. Та же нищета, то же недоедание. Хотя вроде бы — капитализм и формальная демократия. Взять хотя бы и мой любимый Уругвай.

Вот, например, есть такая «библия» западного делового и политического мира, лондонский журнал «Экономист». Журнал составляет разные «канонические» рейтинги. Один из рейтингов — таблица демократического развития. И по версии «Экономиста», Уругвай входит в тридцатку самых стабильных демократий мира. Что, кстати, вполне справедливо. Однако, по моим наблюдениям; ещё неизвестно, где на дорогах больше подержанных автомобилей: в кубинской Гаване или в уругвайском Монтевидео. Особенно радуются английские туристы, которые фотографируют давно исчезнувшие в Европе, но бережно сохраненные в Уругвае «Морисы» и «Триумфы». Но ведь никакого социализма или американской блокады в Уругвае не было.

В этом и есть одна из загадок Латинской Америки. Если угодно — её загадочный исторический «бич»: вспорхнуть к благополучию, а потом так же и рухнуть. И вспоминать о временах, как говорят там, «сладких денег», сберегая дома, автомобили и бытовую технику, купленные в ту счастливую эпоху.

Но на Кубе-то было провозглашено строительство нового общества! А значит, и спрос больше, чем с Уругвая или какой-нибудь Гватемалы. И я не случайно упомянул сейчас всуе ещё и Гватемалу. Потому что именно из Гватемалы я на Кубу и пытался прорваться в июле 2007 года. При весьма интригующих, по крайней мере для меня, обстоятельствах.

...На сессию Международного олимпийского комитета в Гватемале, где так славно решилась судьба Сочи, я прилетел на рейсовом самолете через Мадрид. Обратный билет в Москву у меня был по тому же маршруту, но вернуться я решил непременно на чартере российской делегации. Потому что летел этот чартер как раз через Гавану. Где я непременно хотел выйти и кое- что проверить после своего не вполне легального пребывания на Кубе в прошлый раз. Именно тогда я ездил в совхоз имени Ленина, живописал эту поездку и кое-что другое в эфире. И меня живо интересовал вопрос, въездной ли я на Кубу после этого.