Морис Жоли - Разговор в аду между Макиавелли и Монтескье

Монтескье

Дело сводится к тому, что вы ведете работу не столько против партий, враждебных вашей монархии, сколько против самого духа гуманности.

Макиавелли

Вам известно, что подобные выводы не собьют меня с толку. Я хочу, чтобы велось наблюдение за любым человеком, занимающимся политикой и отправляющимся за границу плести интриги, чтобы я получал о нем сведения вплоть до его возвращения в мою империю, где его, без особых церемоний, посадят в тюрьму, чтобы пресечь его новые происки. Чтобы надежнее держать в руках нити революционных интриг, я кое-что придумал, и мне кажется, эта идея неплоха.

Монтескье

Боже, убереги нас от этого! Что вы придумали?

Макиавелли

Я выберу одного из принцев моей династии, стоящего близко к трону, и заставлю его играть роль недовольного: его задача будет состоять в том, чтобы выступать под маской либерала, поносить мое правительство и таким образом вступить в контакт с людьми, занимающими самые высокие посты в моем государстве и имеющими некоторую склонность к демагогии, что даст возможность лучше следить за ними. Принц, которому я доверю эту миссию и который будет хорошо осведомлен об интригах, плетущихся в стране и за границей, будет вести ложную игру со всеми, кто не посвящен в тайну этой комедии.

Монтескье

Неужели вы намерены поручить принцу вашей династии задания, которые вы сами назвали задачами вашей полиции?

Макиавелли

Почему бы и нет? Мне известны правящие государи, которые, будучи в изгнании, состояли на службе в тайной полиции некоторых правительств.

Монтескье

Если я и буду слушать ваши откровения дальше, Макиавелли, то лишь с одной целью: произнести последнее слово в этом отвратительном споре.

Макиавелли

Не стоит так волноваться, господин Монтескье. В вашей книге «Дух законов» вы назвали меня великим человеком. [40] Дух законов. Кн. VI. Гл. 5.

Монтескье

Теперь вы побуждаете меня сильно раскаиваться в этом. Я несу наказание уже тем, что вынужден выслушивать вас. Побыстрее покончите с этими многочисленными жуткими подробностями.

Макиавелли

В стране я должен буду возродить «черный кабинет». [41] Черный кабинет (cabinet noire) был создан при Людовике XIV. В этом тайном учреждении осуществлялась перлюстрация писем и по государственному распоряжению нарушалась тайна переписки. — Прим. переводчика.

Монтескье

Что ж, создавайте его снова.

Макиавелли

Лучшие ваши монархи прибегали к его помощи. Тайна переписки не должна служить сокрытию заговоров против правительства.

Монтескье

Вы этого боитесь. Я понимаю.

Макиавелли

Вы заблуждаетесь. При моем правлении будут заговоры. Они должны возникать.

Монтескье

Что все это значит?

Макиавелли

Возможно, существуют подлинные заговоры, мне это может быть неизвестно; однако наверняка будут и псевдозаговоры. В некоторые моменты они могут стать прекрасным средством оживления симпатии народа к своему монарху, если его популярность начнет падать. Вызывая в публике беспокойство, в нужных случаях получаешь в свои руки жесткие средства для подавления беспорядков, тебе необходимые, или поддерживаешь авторитет уже имеющихся строгих мер. Затеваемые лишь для видимости заговоры, с которыми, само собой разумеется, требуется обращаться особенно осторожно, обладают и преимуществом: они дают возможность раскрыть настоящий заговор, так как они дают повод к ведению расследования, позволяющего повсюду идти по следам тех, кто находится под подозрением.

Нет ничего более ценного, чем жизнь монарха. Ее следует окружить бесчисленными защитными стенами, то есть бесчисленными агентами. Однако этот отряд тайной охраны следует так умело маскировать, чтобы при появлении монарха на людях не возникало впечатления, будто его объемлет страх. Мне рассказали, что в Европе меры безопасности в этом отношении столь совершенны, что государь, выходящий на улицу, может выглядеть как обычное частное лицо, прогуливающееся в людской толпе без охраны, в то время как он окружен двумя или тремя тысячами телохранителей. В остальном я полагаю, что полиция должна пронизывать все слои общества. Не должно существовать ни одной встречи или заседания, ни одного общественного объединения, ни одной семьи, в которой не нашлось бы уха, улавливающего то, что говорится в этом месте и в этот час. Человек, однажды получивший в свои руки власть, сталкивается с явлением, что люди с удивительной легкостью доносят друг на друга. И что еще более удивительно, у людей развивается дар наблюдения и чутье, равные качествам, которые имеет персонал политической полиции. Вы себе представить не сможете их хитрые уловки, их искусство менять внешность, их надежный инстинкт, их страсть в проведении расследований, их терпение, их умение молчать. Во всех общественных слоях найдутся люди, которые будут заниматься этим профессионально, и даже с определенной любовью к своему ремеслу.

Монтескье

Ага! Вы наконец открываете занавес!

Макиавелли

Совершенно верно! Ведь в изнаночной стороне власти существуют тайны, которые вызывают у нас страх, когда предстают перед нашим взором. Я пощажу вас и не стану рассказывать о вещах еще более мрачных, чем те, о которых вы уже услышали. С помощью системы, которую я организую, я настолько полно буду информирован обо всем, что смогу с терпением относиться даже к некоторым преступным действиям, поскольку обладаю властью воспрепятствовать им в любую минуту.

Монтескье

А почему вы намерены проявить терпение по отношению к подобным вещам?

Макиавелли

Из тех соображений, что абсолютный монарх в европейских государствах не должен слишком назойливо пользоваться своей властью по той причине, что в обществе всегда имеются подводные течения, совладать с которыми можно лишь тогда, когда они явно выходят на поверхность; поскольку следует тщательнейшим образом избегать беспокоить общественное мнение тем, что безопасность правительства расценивается как находящаяся под угрозой; потому что партии вполне удовлетворяются ворчанием и безобидными уколами, пока они лишены всякой силы, и было бы глупостью обезоруживать их настолько, чтобы они пришли в ярость. Таким образом, следует спокойно выслушивать их жалобы, время от времени раздающиеся со страниц газет и книг. Они попытаются в некоторых своих выступлениях и речах намекать на правительство. Они под разными предлогами будут приводить скромные доказательства собственного существования. Все эти попытки будут крайне робкими, это я вам гарантирую, и если общественность их услышит, они вызовут лишь насмешку. Меня будут считать достаточно сильным, чтобы относиться к этому спокойно. Меня лишь будут считать слишком терпеливым. Поэтому я во всех этих вопросах проявлю терпение — само собой разумеется, лишь к тому, что мне не покажется опасным. Я не хотел бы, чтобы о моем правительстве говорили, что оно чрезмерно подозрительно ко всему относится.