Александр Орлов - Тайная битва сверхдержав

Но если с Берией в данном случае все обошлось благополучно, это не означало, что у руководящего состава полигона отношения с «органами» всегда складывались гладко. Начальник опытного поля Б. М. Малютов впоследствии писал:

«В период подготовки опытного поля к первому атомному взрыву мне очень близко пришлось столкнуться с действиями „органов“, опекаемых генерал-лейтенантом П. Ф. Мешиком. Препятствия, чинимые „органами“ при посылке офицеров с полигона на базу снабжения в Жана-Семей и при согласовании программ измерений, заставили меня заявить Мешику резкий протест по поводу действий его подчиненных. При одной из стычек с Мешиком, как помню, я заявил ему: „Вы, видимо, поставлены здесь для того, чтобы предотвратить утечку секретной информации и, видимо, только для этого. На нас же возложена задача как можно полнее отразить и зафиксировать результаты испытаний и в то же время предотвратить утечку секретной информации. Если вы не доверяете нам, ставьте вопрос о нашей замене людьми, пользующимися вашим доверием. А так, то есть в обстановке, созданной опекаемыми вами «органами“, работать продуктивно нельзя.

Апогеем наших стычек с «органами» явилось их требование буквально за неделю до взрыва освободить от обязанностей семерых начальников лабораторий. Это требование настолько возмутило меня, что я решил обратиться непосредственно к председателю Государственной комиссии, проверявшей готовность полигона к испытанию, министру М. Г. Первухину, и попросить его вмешаться в это дело. К его чести, он разобрался в этом деле и, видимо, дал серьезный нагоняй старшему представителю «органов» при полигоне» {22}.

Во всяком случае, все «подозреваемые» начальники лабораторий остались на месте. Но несколько десятков сотрудников полигона все же были высланы по требованию Мешика накануне атомных испытаний.

Накануне первого испытания советской атомной бомбы высшее руководство решило провести генеральную репетицию. Она была назначена на 27 августа. Все службы и подразделения должны были работать так же, как в день проведения взрыва. 27 августа приступили к подготовке приборных сооружений. Подзаряжались аккумуляторные батареи, настраивались установленные в сооружениях приборы. После обеда специально образованные комиссии приступили к окончательной проверке и опечатыванию сооружений. Эта процедура длилась весь день и закончилась поздно ночью.

Кроме того, потребовалось привлечь очень много людей и транспортных средств для перевозки и размещения на поле огромного количества вооружения, имущества, животных. Нужно было развернуть службу радиационной безопасности, а также комендантскую службу учета въезжающих на опытное поле и выезжающих с него: ведь на поле не должно было быть оставлено ни одного человека. На командном пункте остался ограниченный круг лиц. По условиям безопасности с командного пункта разрешалось сквозь затемненные очки наблюдать вспышку атомного взрыва, а затем немедленно, за не более чем 30 секунд, успеть укрыться внутри сооружения и не выходить из него до прохода ударной волны. Лица, ответственные за своевременное закрытие дверей, тренировались проделывать эту операцию с предельной быстротой. Остальные участники испытаний сосредоточивались в выжидательном районе за пределами опытного поля.

Дорога с опытного поля в городок на берег Иртыша перекрывалась для автотранспорта, и все выезжавшие с опытного поля обязаны были пройти через пункт дозиметрического контроля. Проверялось загрязнение одежды, приборов, автотранспорта. Загрязненные автомашины отправлялись на моечную площадку, одежда и приборы дезактивировались, а люди проходили сквозь душевые кабины санпропускника.

Генеральная репетиция прошла успешно, решено было назначить испытания на утро 29 августа. Накануне на полигоне было расставлено все необходимое оборудование и аппаратура различного назначения. В этот же день в назначенные места были доставлены на грузовиках подопытные животные: овцы, бараны, собаки, клетки с мелкой живностью. Автомашины двигались колоннами и поодиночке. Сопровождали животных солдаты и офицеры, одетые в защищающие от радиации комбинезоны. На опытном поле в его центре возвышалась высокая металлическая башня. Ее вершина была обшита деревянными щитами, в щитах оставлены оконца для наблюдения за начальной фазой взрыва. От командного пункта к башне вела дорога. По ней на грузовике, глушитель которого оснащен специальной защитной сеткой, должны были подвезти атомный заряд. К концу дня 28 августа все было готово.

И вот наступил решающий день испытания первой атомной бомбы в Советском Союзе. Все участвующие были напряжены до предела: понимали, что сегодня произойдет такое выдающееся событие, которое навсегда войдет в историю. Руководство тоже волновалось. Уже на рассвете стало известно, что из-за вероятного ухудшения погоды и возможной грозы время начала эксперимента — взрыв — перенесено на один час раньше (до этого планировалось произвести подрыв заряда в 8.00, то есть в 5.00 по московскому времени). За полчаса до взрыва С. Л. Давыдов нажал пусковую кнопку: механизм подготовки к взрыву пришел в действие. За минуту до подрыва заряда по команде И. В. Курчатова была нажата главная кнопка.

Вот как описывает Давыдов эти тревожные минуты, точнее секунды:

«Из репродукторов доносилось: „Осталось пять, четыре, три, два, один, ноль!“ Я едва успевал докладывать о выдаче и прохождении команд. На доклады руководство не отвечало. По словам Денисова (коллега С. Л. Давыдова. — А. О.), я страшно побледнел. И вдруг у Чугунова (представитель комиссии по АП) на пульте вспыхнула электрическая дуга. Секунда раздумья, и Чугунов отключил аккумуляторы. Дуга погасла.

Наступила пауза… Все молчат… АП продолжает отрабатывать положенные ему 40 секунд… Произошел ли взрыв? С тревогой и надеждой смотрим друг на друга. Но вот за дверью раздался шум вбегающих людей, возня у запираемой двери, радостные голоса, крики «ура!». А вот и два мощных шлепка по крыше каземата, словно выпущенный на волю джинн-великан дружески похлопал по плечу. Нарастает боль в ушах, но нет, не сильная. Ударная волна прошла. Почти молча поздравили друг друга» {23}.

Как вспоминают свидетели взрыва, над опытным полем стояла стена пыли высотой в несколько километров и столь же протяженная. Ничего нельзя было рассмотреть, кроме нескольких ближайших сооружений. Увиденное поражало не красотой, а громадными масштабами явления.

Когда прошла ударная волна, наступило время проверки результатов эксперимента. Первым на поле выехал на специально оборудованном свинцовой защитой танке заместитель министра здравоохранения СССР А. И. Бурназян. Он имел схему сооружений, расположенных по северо-восточному радиусу поля. Проезжая мимо сооружений, Бурназян должен был в зависимости от отсутствия или наличия радиоактивности выпустить зеленую или красную ракету. Однако танк проходил рубежи 10 000, 5000, 3000 метров, а взлетали только зеленые ракеты. Наконец на 1800 метров выстреливается красная ракета, свидетельствующая о том, что появилась радиоактивность. Это означало и то, что разрешается выезд на поле.