Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 3 (7 ноября 2012)

Подударность этого концепта, между тем, была ясна с самого начала, и не только из его критики, перечисленной выше. Концепт имеет право на это название лишь постольку, поскольку строится на серьезном научном фундаменте. А Хантингтон положил в основу своих концептуальных наработок принадлежащий Освальду Шпенглеру и развитый Арнольдом Тойнби принцип выделения цивилизаций как «монад».

Тойнби в огромном 12-томном труде «Постижение истории» определил свой исследовательский подход как «культурно-историческую монадологию». То есть, перенес данное Лейбницем тремя столетиями ранее философское понятие «монады» — автономной, полностью закрытой от любых внешних связей сущности — на цивилизации, основанные на религиозно-культурной отличительности и даже исключительности.

Но «религиозно-культурную монаду» можно вообразить (хотя с трудом) в какой-нибудь затерянной межгорной долине, где небольшое племя живет средневековым укладом в полном отрыве от остального мира. А в глобализированном мире какие «монады»?! В нем «монады», по определению, невозможны!

Хантингтон не раз признает, что, мол, и границы между цивилизациями размыты… и «страновое» деление мира нередко содержит на одной территории несколько разных «цивилизационных анклавов»… и с «монадным» единством религиозно-культурного фундамента цивилизаций есть сложности (и не только на «угасающем» Западе)… Тем не менее, и он сам, и его «группы поддержки» в ученом и политическом сообществе и СМИ много лет — прежде, чем окончательно «открыть карты» в 2004 году — настойчиво проповедуют цивилизационно-монадный концепт.

Однако к середине первого десятилетия XXI века властную команду президента США Джорджа Буша концепт Хантингтона явно перестал устраивать.

Во-первых, сам Буш постепенно меняет свою публичную риторику, все дальше уходя от первоначальной «военно-цивилизационной» заявки 2001 года на «крестовый поход против исламской угрозы». Сначала эта риторика была заменена на «войну с радикальным исламом», а далее — смягчена до «борьбы с терроризмом».

Во-вторых, госсекретарь США Кондолиза Райс 20 июня 2005 года заявила в своем выступлении в Американском университете в Каире: «В течение 60 лет моя страна… преследовала… на Ближнем Востоке цели стабильности, поступаясь при этом демократией, — и мы не достигли ни того, ни другого. Мы меняем курс… Настало время отбросить все оправдания, сдерживающие тяжелую работу демократии» .

А через три месяца президент Буш, выступая в США в Национальном фонде демократии, уточнил: «Мы поощряем наших друзей на Ближнем Востоке… Мы вместе с диссидентами и ссыльными против деспотических режимов, потому что мы знаем, что сегодняшние диссиденты завтра будут демократическими лидерами».

О том, чем была вызвана столь резкая и решительная «смена курса», заявленная Райс, Бушем и далее многими другими, — мы подробно написали в книге «Политическое цунами». Здесь я лишь напомню главное для нашей темы.

К этому времени стало предельно понятно, что США, даже при поддержке некоторых стран НАТО (которая оказалась гораздо меньше, чем предполагалось) — «не тянут» одновременно две войны в Ираке и Афганистане, а заодно еще и «глобальную контртеррористическую войну» с «Аль-Каидой». Нет достаточного количества солдат и, главное, нет того «имперского драйва», без которого любые легионы с любым оружием побеждать не могут.

То есть, опыт начатой в рамках концепции Хантингтона американской «конфликтно-цивилизаторской пробы пера» быстро показал, что даже реализовать цель официально принятой Стратегии национальной безопасности США — «победное ведение одновременно двух локальных войн в разных регионах мира» — Америка не в силах. А ведь у Хантингтона в его концепте было напоминание о том, что «В среднесрочной перспективе основная борьба завяжется между Западом и странами, принадлежащими к «исламской» или «конфуцианской» цивилизациям…». И становилось ясно, что если уж с «исламской цивилизацией» возникли такие проблемы, то с Китаем эти проблемы будут на порядок сложнее.

А значит, США было нужно срочно и активно пересаживаться на другую «концептуальную лошадь». Такую, которая станет новым — и посильным для Америки — концептуальным оружием.

Об этом — в следующей статье.

Наглость, с которой наши западники, обнимаясь с нацистами, попрекают нацизмом ни в чем не повинный русский народ, стократно кроет все их прежние рекорды

Мария Мамиконян

Каково подлинное содержание неолиберализма, знамя которого вывешено на фасаде западного дома, в который российская власть уже два с лишним десятка лет намеревается ввести страну — без видимого успеха, но с неослабевающим упорством?

Наши либероиды-западники уверяют, что это всё тот же, испокон веку известный и лишь слегка подправленный в соответствии с современностью буржуазный либерализм. И ругают наших консерваторов-почвенников, власть и «немытую Россию» за вопиющее несоответствие западным стандартам, мешающее «подлинным либералам и демократам» слиться в экстазе со своими духовными братьями.

Чего в этой перманентной прозападной истерике больше — искреннего заблуждения слишком уж неглубоких людей или расчетливых действий людей, мягко скажем, ангажированных — вопрос отдельный и, конечно, существенный. Потому что со второй категорией говорить вовсе не о чем, а первую можно еще как-то обращать к реальности.

На наших глазах Запад отказывается от всего, что составляло ранее его идейное содержание. Вдумаемся, капитализм пришел в мир вовсе не с идеей обогащения одних и разорения других. Он провозгласил свободу, равенство, братство. Он ликвидировал сословное неравенство. Он сделал сувереном не монарха, а народ. Он пообещал, что все, даже отставшие в развитии колониальные страны, рано или поздно поднимутся до уровня передовых.

Конечно, и тогда практика капитализма радикально отличалась от его деклараций. Но те декларации не были пустыми словами. Наука и культура бурно развивались. Техническое развитие приносило отнюдь не только тяготы. Буржуазная классическая мораль, буржуазная классическая семья, верховенство закона, карающего не только бедных, но и богатых, постепенное освобождение всё новых групп населения от дискриминации. Таков был классический буржуазный Запад.

Да, он к этому не сводился. Хищная природа капитализма прекрасно описана в том же «Манифесте Коммунистической партии». А те, кто считают «Манифест» клеветой на буржуазное благолепие — пусть обратятся к Гюго, Золя, Диккенсу, Теккерею и другим. Кому же и этого мало — пусть познакомятся с полноценными историческими свидетельствами, говорящими о том, что «Манифест Коммунистической партии» всего лишь беспощадно отражал реальность своей эпохи.