Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

− Самой грубой ошибкой Горбачева, — сказал Ельцин, — было стремление к созданию обширного и могущественного центрального правительства. Если бы была принята идея о конфедерации, а может быть, даже и о федерации (по-видимому, имелось в виду — без сильного Центра. — О.М.), то не исключено, что Союзный договор был бы уже давно подписан. Вместо этого мы потеряли массу полезного времени.

На вопрос о том, как и когда возникла идея Содружества, Ельцин вновь, как и при выступлении в российском парламенте, сослался на события годовой давности:

− Впервые об этой идее заговорили в декабре прошлого года, когда советское правительство тормозило реформы. Тогда Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан направили своих представителей в Минск, чтобы изучить вопрос о создании Содружества. Горбачев воспрепятствовал этому плану, однако документы остались, и мы вновь рассмотрели их в Минске 8 декабря. Поэтому, чтобы заключить договор, нам потребовалось всего лишь полтора дня.

(Непонятно, какие документы годичной давности, которые будто бы были рассмотрены в Беловежье, имел в виду Ельцин. Вроде бы единственным исходным документом была черновик соглашения, подготовленный Шахраем по его собственной инициативе. — О.М.)

По словам Ельцина, уже при подписании Беловежского соглашения было ясно, что сохранить единые Вооруженные Силы с единым командованием не получается: Украина создает собственную армию. А Россия? Ельцин ответил, что все типы ядерного оружия, стратегические и тактические ракеты, авиация, военно-морской флот, службы разведки останутся под объединенным командованием. Что касается сухопутных сил, то каждая республика может самостоятельно решать этот вопрос. Россия не хочет создавать собственную армию, и все войска, дислоцированные на российской территории, останутся под объединенным командованием.

Конечно, невооруженным глазом было видно, что уже началось и набирает обороты расчленение единой армии, возможность которого еще несколько дней назад Ельцин отрицал. В интервью итальянской газете он лишь зафиксировал, каково было положение дел на тот момент, на момент интервью.

Корреспондент полюбопытствовал, у кого будет находиться «ядерный чемоданчик». «Не у Горбачева», — ответил Ельцин. «Может быть, у вас?» — «Перейдем к следующему вопросу», — несколько раздраженно сказал российский президент.

В самом деле, вопрос о том, как будет осуществляться управление ядерным оружием, в тот момент был по-прежнему не решен.

Довольно подробным был разговор о Горбачеве. Журналист поинтересовался, будет ли он играть какую-нибудь роль в Содружестве.

− Нет, — решительно ответил Ельцин.− Мы будем обращаться с ним достойно и с уважением, которого он заслуживает, однако, поскольку мы решили к концу декабря завершить переходную фазу в стране, то он тоже должен принять свое решение за этот срок.

Был также вопрос, как вообще Ельцин оценивает работу, проделанную Горбачевым, в чем он ошибался. Ельцин сказал, что очень высоко оценивает первую фазу его деятельности, в 1985–1986 годах, в начале перестройки. По словам Ельцина, Горбачев очень много сделал для становления демократии как внутри страны, так и на пространстве бывшего социалистического лагеря. Может быть, если бы не было Горбачева, то это сделал бы кто-нибудь другой. И, тем не менее, важность его роли и работы очевидна. Однако, начиная с 1987 года, он совершил массу ошибок. Потерял время, не начал экономическую реформу, действовал полумерами.

− Но я не хочу плохо говорить о Горбачеве, — продолжал Ельцин. — Повторяю: я уважаю и ценю все то, что он сделал. Если он решит уйти в отставку, Россия возьмет на себя всю ответственность, гарантируя ему приличную пенсию и подобающее отношение.

Вопрос, который тогда интересовал всех, причем не только в нашем отечестве, но, как видно и из этого интервью, и за рубежом:

− Складывается впечатление, что, несмотря на хорошие «рабочие отношения», вы всегда недолюбливали друг друга в личном плане…

− В последние месяцы наши отношения были достаточно хорошими, — сказал Ельцин. — Конечно, нас никогда не связывала дружба. Не могу сказать, что со мной всегда хорошо обращались с человеческой точки зрения, особенно в 1987 году (когда Ельцина освободили от должности первого секретаря Московского горкома КПСС. — О.М.) Однако после путча, когда Горбачев понял, что коммунизм и рыночная экономика не могут сосуществовать, наши отношения улучшились, стали более тесными. Если бы так было с самого начала, все было бы гораздо проще.

(Разговаривая с Гайдаром в апреле 2009 года, я поинтересовался его мнением — в какой мере разрушительную роль для Союза сыграло противостояние Ельцина и Горбачева, желание Ельцина отрешить Горбачева от власти.

− Да, у них были тяжелые личные отношения, — сказал Гайдар, — но я не думаю, что это было существенным фактором.

− Есть же такая версия, что Ельцину хотелось во что бы то ни стало отстранить от власти Горбачева и для этого он, дескать, развалил Советский Союз.

− Советский Союз он не развалил — он оформил его развал.

− Но все-таки в какой-то мере, как вы полагаете, вражда с Горбачевым подталкивала его в его действиях в эту сторону?

− Это в общем-то был достаточно объективный процесс. А Борис Николаевич был человеком с вполне государственным мышлением, и для него было гораздо важнее как-то решить вопрос с Советским Союзом, чем бороться с Горбачевым. Другое дело, что в общественном сознании все представало так, что за все происходившее в это время отвечают Горбачев и Ельцин).

Как уже говорилось, получив известие о заключении Беловежского соглашения, Горбачев призвал к созыву чрезвычайного Съезда народных депутатов СССР и даже пригрозил напрямую обратиться к народу за поддержкой. Со Съездом ничего не получилось, но и народ вряд ли поддержал бы президента. По опросу, который в ту пору, с 16 по 23 декабря, провела «Российская газета» вместе с Центром сравнительных социальных исследований, подавляющее большинство российского населения (68,3 процента) не усматривали необходимости в созыве Съезда. Если же Горбачев обратился бы к народу за поддержкой, около 70 процентов отказали бы ему в ней. Наконец, более 62 процентов высказались за то, что он должен уйти в отставку.

В последний раз к «разрушителям» СССР Горбачев обратился 18 декабря, за несколько дней до их, «разрушителей», решающей встречи в Алма-Ате. Он уже не протестовал, не доказывал гибельность того пути, на который они встали, не призывал их одуматься, повернуть назад, прекрасно понимая, что назад пути уже нет. Горбачев смирился. Он лишь желал напомнить то, что, по его словам, было «для всех очевидно» (на самом деле — не для всех), — что переход к Содружеству Независимых Государств «будет происходить в обстановке глубочайшего экономического, политического и межнационального кризиса, значительного снижения жизненного уровня». Его целью было «очертить минимум положений, без которых Содружество в современных условиях… не сможет стать жизнеспособным».