Вадим Роговин - 1937

Итоги февральско-мартовского пленума и последовавшей за ним выборной кампании, казалось бы, подтверждали абсолютную силу Сталина. Ни среди членов ЦК, ни среди делегатов местных конференций не прозвучало ни единого голоса протеста против зловещих формул и установок, навязанных партии. Однако положение Сталина в то время было отнюдь не столь прочным, как это может показаться на первый взгляд. Развернувшаяся в партии и стране чистка вызвала активный протест как в СССР, так и за его пределами. Чтобы раскрыть действительные масштабы сопротивления сталинскому террору, коснёмся прежде всего реакции, которую этот террор встретил за рубежом.

Столкнувшись с недоверием западного общественного мнения к обвинениям московских процессов, сталинисты решили мобилизовать находившиеся под их контролем общественные организации Запада. К ним относилась, например, французская Лига прав человека, создавшая комиссию, которой был представлен доклад адвоката Розенмарка, подчёркивавший юридическую безупречность процесса 16-ти. Заявление противоположного характера, представленное членом Лиги Магдалиной Паз, было Лигой отвергнуто и не опубликовано.

О характере доклада Розенмарка свидетельствует его итоговый вывод, согласно которому в любой другой стране Троцкий за его «преступления» был бы приговорён заочно к смертной казни; московский же суд постановил «только» арестовать и судить Троцкого в случае его появления на территории СССР. Комментируя данное утверждение, Троцкий сделал следующую запись в своём дневнике: «Этот буржуазный делец считает, таким образом, доказанной мою „террористическую“ деятельность в союзе с гестапо. Нужно ли дивиться? Если порыться во французских изданиях 1917 и следующих годов, то нетрудно убедиться, что все эти Розенмарки считали тогда Ленина и Троцкого агентами немецкого генерального штаба [751] Это дикое обвинение, не подтверждённое никакими заслуживающими доверия документами, было вновь вытащено на свет российскими «демократами» 90-х годов в качестве наиболее существенного аргумента в исступленной кампании, направленной на дискредитацию большевизма. . Французские демократические патриоты остаются, таким образом, в традиции; только в 1917 г. они были против нас в союзе с царскими дипломатами, с Милюковым и Керенским, а теперь они выступают в качестве официальных „друзей“ Сталина, Ягоды и Вышинского» [752] Троцкий Л. Д. Дневники и письма. С. 155—156. .

Вместе с тем в Европе и Америке набирало силу движение, ставившее под сомнение обвинения московских процессов. Вскоре после процесса 16-ти несколько сот французских писателей, учёных, депутатов парламента, профсоюзных деятелей обратились с призывом к общественному мнению Запада провести международное расследование этих обвинений. В начале 1937 года в Париже был создан комитет по расследованию московских процессов, а в США — комитет защиты Троцкого. На базе этих комитетов была образована комиссия с участием семнадцати учёных и общественных деятелей различных стран, работавшая параллельно в Париже и Нью-Йорке. В её состав вошли, в частности, бывший депутат рейхстага от германской компартии, лидер восстания немецких моряков в 1918 году В. Томас, германский социал-демократ, в прошлом — сподвижник Карла Либкнехта О. Рюле, известный американский социолог А. Э. Росс. Юридическим советником комиссии стал американский юрист Д. Финнерти, выступавший защитником на процессах Т. Муни, Сакко и Ванцетти и других деятелей рабочего движения. Возглавил комиссию крупнейший американский философ, восьмидесятилетний Джон Дьюи.

Среди членов комиссии марксисты находились в меньшинстве. Основная её часть состояла из людей с либерально-демократическими взглядами. Единственным членом комиссии, политически и лично близким к Троцкому, был А. Росмер, член Исполкома Коминтерна в 1920—1921 годах, главный редактор «Юманите» в 1923—1924 годах. Остальные никогда не были знакомы с Троцким и не испытывали симпатий к «троцкизму».

Комиссия пригласила к участию в своей работе работников советских посольств и секций Коминтерна в США, Франции и Мексике, а также известных «друзей СССР», в том числе Д. Притта и Л. Толедано. Однако все эти организации и лица ответили на такие приглашения отказом. Из-за боязни за судьбу Народного фронта в европейских странах отказались войти в следственную комиссию деятели II Интернационала.

Не решились принять участие в расследовании и крупнейшие писатели Запада, включая тех, кто не верил в московские судебные подлоги и сохранял уважение к Троцкому. Возражая против самой идеи контрпроцесса, Бернард Шоу заявил: «Сила дела Троцкого в невероятности обвинений, выдвинутых против него… Но Троцкий портит всё дело, точно так же нападая на Сталина… Теперь, когда я провёл почти три часа со Сталиным и наблюдал за ним с острым любопытством, мне трудно поверить, что он является вульгарным гангстером, как и в то, что Троцкий является убийцей». Ещё более софистический характер носила аргументация Андре Мальро: «Троцкий является великой моральной силой в мире, однако Сталин придал достоинство человечеству, и так же, как инквизиция не проистекала из основного достоинства христианства, так и московские процессы не проистекают из основного достоинства [коммунизма]» [753] Цит. по: Дойчер И. Троцкий в изгнании. М., 1991. С. 409. .

Как это ни удивительно, среди западных деятелей культуры подобные суждения были в то время не столь редки. 5 декабря 1936 года С. Цвейг в письме Р. Роллану подчёркивал, что подлинные друзья СССР «должны были бы сделать всё, чтобы такие вещи, как процесс Зиновьева больше не повторялись». Однако вслед за этим Цвейг замечал, что, по его мнению, у Троцкого «не хватило чувства достоинства, чтобы промолчать, и его писания принесли большую — слишком большую! — пользу реакции» [754] Цит. по: Иностранная литература. 1988. № 4. С. 165. .

Играя на такого рода настроениях, советские дипломаты за рубежом прилагали огромные усилия для того, чтобы дезавуировать деятельность комиссии Дьюи в глазах мировой общественности. Особенно рьяно с защитой московских процессов выступали советский посол в США Трояновский и советник посольства Уманский (они оказались в числе немногих дипломатов, уцелевших в годы большого террора).

Троцкий, Седов и их соратники проделали титаническую работу по сбору документов и свидетельств, разрушающих обвинения московских процессов. Показания, касавшиеся методов, с помощью которых ГПУ вымогало у своих жертв признания, дали комиссии советские и зарубежные узники, сумевшие вырваться из СССР. Немецкий коммунист-эмигрант, выехавший из Советского Союза в 1935 году, сообщил, что после ареста ему в течение нескольких месяцев не давали спать и угрожали расстрелом, принуждая сознаться в шпионаже в пользу Германии [755] Бюллетень оппозиции. 1937. № 56—57. С. 26—27. . Русский рабочий-оппозиционер Таров, бежавший за границу после шести лет пребывания в сталинских тюрьмах и ссылках, рассказал о зверствах времён коллективизации, о провокациях и издевательствах над оппозиционерами, доводивших некоторых из них до помешательства или самоубийства. Он сообщил, что многие оппозиционеры, которые не поддались «обработке», были замучены в тюрьмах и концлагерях и что «подавляющее большинство капитулянтов отошли от оппозиции исключительно потому, что не могли выдержать зверских репрессий ГПУ». В качестве примера провокаций, чинимых сталинскими инквизиторами, Таров привёл попытку состряпать ему во время пребывания в ссылке новое дело по обвинению в намерении построить радиостанцию для связи с Троцким [756] Архив Троцкого. № 17301. .