Вадим Роговин - 1937

Парадокс заключался в том, что капитулянтам-троцкистам присуждались в 1936 году ещё относительно небольшие сроки. Намного более суровые приговоры получали люди, подведённые под статью «КРТД» в 1937 году,— в большинстве своём не имевшие в прошлом никакого касательства к оппозиции. Некоторым «отошедшим» удалось выйти на свободу после отбытия своего срока. К их числу относилась А. С. Берцинская, которая вместе со своим мужем Т. Ш. Аскендаряном принимала активное участие в установлении Советской власти в Азербайджане. Примкнув в 20-е годы к оппозиции, они в 1928 году были сосланы в Минусинск. После подачи капитулянтских заявлений они были выпущены на свободу, но в августе 1936 года были вновь арестованы и приговорены Особым совещанием к пяти годам лагерей. В Магадане они были размещены в бараках вместе с «неотошедшими» троцкистами. Там представители обеих категорий заключённых развернули борьбу за соблюдение трудового кодекса о восьми-, а не десятичасовом рабочем дне, установленном для заключённых, за предоставление выходных, которые в летнее время были полностью отменены, и т. д. По воскресеньям за отказ выходить на работу их направляли в карцер [916] Краеведческие записки. Вып. XVIII. Магадан, 1992. С. 32—35. .

Весной 1937 года на Колыме начались лагерные процессы над троцкистами — участниками голодовок и других форм коллективного протеста. В материалах процесса по «делу политического центра троцкистов на Колыме», наряду с явно фантастическими обвинениями (в «подготовке вооружённого восстания при поддержке Японии и США» и т. п.), содержатся характерные выдержки из высказываний обвиняемых: «Чичинадзе всю нашу страну Советов считает сплошным концлагерем… Шуклин сказал: „Сейчас Сталин никаким авторитетом у мирового пролетариата не пользуется, потому что он кровожадный и, кроме того, самый подлый человек… Сталин хочет уничтожить всех своих конкурентов, умных людей, подлинных вождей народа, людей, по своему интеллектуальному уровню стоящих гораздо выше его“. Мещерин говорил: „Кого из старых большевиков арестуют и расстреляют теперь? Ясно, что хотят уничтожить всех старых вождей. Ведь Сталина никто не знал, как вождя“» [917] «Хотелось бы всех поименно назвать…» С. 126—127. .

Пятеро подсудимых на этом процессе были приговорены к расстрелу, остальные — к 10 годам заключения. Но и после этого борьба троцкистов со своими палачами продолжалась. В воспоминаниях Берцинской рассказывается о судьбе старой большевички Захарьян, принадлежавшей к тем, кто «был яростно непримирим и настойчиво непреклонен». После её перевода с прииска в Магадан у неё отняли находившегося вместе с ней маленького сына. Когда в 1942 году Берцинской объявили об окончании её срока, она в лагерной каптёрке увидела вещи, принадлежавшие Захарьян и другим «неотошедшим», которые к тому времени были расстреляны [918] Краеведческие записки. Вып. XVIII. С. 34—35. .

В. Шаламов рассказывал о «знаменитой бригаде», находившейся на колымском прииске «Партизан». Эта бригада, включавшая «неработающих вовсе троцкистов», в 1936 году провела ряд голодовок, в результате которых добилась от Москвы разрешения не работать, получая «производственный», а не штрафной паёк. «Питание тогда имело четыре „категории“ — лагерь использовал философскую терминологию в самых неподходящих местах: „стахановская“ — при выполнении нормы на 130 % и выше 1000 граммов хлеба, „ударная“ — от 100 до 130 % 800 граммов хлеба, производственная — 90—100 % 600 граммов хлеба, штрафная — 300 граммов хлеба. Отказники переводились в моё время на штрафной паёк, хлеб и воду. Но так было не всегда. Борьба шла в тридцать пятом и тридцать шестом годах — и рядом голодовок троцкисты прииска „Партизан“ добились узаконенных 600 граммов. Их лишали ларьков, выписок, но не заставляли работать». По своей инициативе они заготавливали дрова для всего лагеря. В одну из ночей 1937 года все они были увезены в следственную тюрьму. После этого никого из них никто не видел [919] Шаламов В. Перчатка, или КР-2. М., 1990. С. 207—208. .

О дальнейшей судьбе членов этой бригады рассказывают недавно опубликованные материалы их следственного дела, согласно которым ни один из них не признал себя виновным, а четверо отказались отвечать на вопросы следователей. Все 14 обвиняемых по данному делу в сентябре 1937 года были приговорены к расстрелу. Среди них находились профессор, управляющий трестом, литератор, рабочие, инженеры, экономисты, учителя [920] «Хотелось бы всех поименно назвать…» С. 145—147. .

Н. И. Гаген-Торн рассказывает, что к 1939 году на Колыме исчезли все её «друзья-оппоненты, свято верившие, что „попираемая и дискредитированная Сталиным идея коммунизма должна быть возрождена нашей кровью“. И охотно отдававшие эту кровь. Я безмерно уважала в них эту жертвенную традицию русской интеллигенции» [921] Гаген-Торн Н. И. Memoria. С. 91—92. .

Ещё больше, чем на Колыме, насчитывалось троцкистов в воркутинских лагерях. И здесь они были единственной группой заключённых, оказывавших организованное сопротивление.

В коллекции Николаевского собрано немало воспоминаний бывших лагерников о событиях, получивших название воркутинской трагедии. О её начале выразительно рассказывается в воспоминаниях А. Рахалова. Он сообщал, что до 1936 года большинство не капитулировавших троцкистов находилось в ссылке, куда они захватили с собой библиотечки и теоретические работы, идущие вразрез с «генеральной линией». Их дети находились вместе с ними и посещали школы, где «часто выслушивали беседы учителей о счастливом детстве советских детей под сталинским солнцем, о тяжёлой, но успешной борьбе вождя с врагами народа [каковыми являлись их родители]. „Прокажённым“ родителям быстро надоел яд, даваемый их детям в чрезмерных дозах в школах, и они изъяли их оттуда, чтобы самим дома сделать из них „просто грамотных людей“».

В 1936 году ссыльные троцкисты вместе с семьями были погружены в вагоны и отправлены в Архангельск, а оттуда в заполярную Воркуту, где этапники узнали, что в их приговорах слово «ссылка» было механически заменено словом «лагерь», в результате чего они превратились из «административно высланных» в заключённых. Более того, к их прежним срокам был без всякой мотивировки прибавлен дополнительный срок в 5 лет.

«Это было началом трагедии.

Запасы продовольствия, которые они имели, быстро иссякли, а этапного пайка далеко не хватало для того, чтобы чувствовать себя сытым хотя бы на 15 минут. Дети не просили лишнего куска хлеба. Они понимали, что их судьба связана целиком с судьбой их родителей».

Среди заключённых этого этапа находились Сергей Седов, бывший секретарь Троцкого Познанский, бывший руководитель нефтяной промышленности В. Косиор (брат члена Политбюро ЦК ВКП(б) С. Косиора) и «целая плеяда бывших видных партийных работников, начиная от секретарей обкомов… и кончая секретарями райкомов, работниками Госплана и других организаций».