Вадим Роговин - Мировая революция и мировая война

Шовинистические настроения в СССР заметно усилились в 40-е годы, особенно после того, как Сталин в 1945 году назвал русскую нацию «руководящей нацией» Советского Союза. Хотя эти настроения претерпели некоторый спад после смерти Сталина, они вплоть до распада СССР продолжали оказывать влияние на кадровую политику и психологию «кадров». Такого рода тенденции вызывали ответную реакцию среди коренного населения союзных и автономных республик: накопление антирусских и сепаратистских настроений. Все эти национальные противоречия, вырвавшиеся наружу в период «перестройки», сыграли немалую роль в разрушении Советского Союза.

В плену националистических настроений оказались нынешние правители республик, образовавшихся на развалинах СССР, в большинстве своём — бывшие партократы, у которых, как оказалось, интернационалистские коммунистические убеждения держались не дальше кончика языка. В свою очередь, в России произошло оживление идей «державности», «государственничества» и «национал-патриотизма», приобретших ведущую роль не только в открыто черносотенных организациях, но и в некоторых партиях, именующих себя коммунистическими. Эта тенденция закономерно сочетается с «ренессансом сталинизма» в работах как некоторых русских эмигрантов (например А. Зиновьева), так и бывших идеологических партаппаратчиков типа Р. Косолапова.

Идеология и даже терминология современных «национал-патриотов» не является их собственным изобретением; она заимствована из работ деятелей наиболее реакционного крыла русской эмиграции 30-х годов. Именно эта часть эмигрантов точно ухватила шовинистические тенденции сталинской политики тех лет, которые вызывали её явное, нескрываемое одобрение. Восторженные панегирики Сталину, превращающему «социалистическое отечество в Россию, а социалистическое строительство в борьбу за русскую мощь» [168] Бодрость (Париж). 1934. № 2. , публиковались на страницах газеты «Бодрость» и других органов младороссов — русских фашистов. «Сталин, стремясь удержать в своих руках власть,— констатировалось в одной из передовых газеты,— стал открытым и вполне явным предателем и вредителем марксизма, искусно приспосабливаясь к требованиям нации и жизни. Из лидера компартии Сталин стремится стать народным, национальным вождём. Именно в этом сейчас весь смысл происходящего в России» [169] Там же. 1935. № 44. .

К аналогичным выводам приходили и другие публицисты националистического толка, которые анализировали сдвиги в советской политике и идеологии в свете противопоставления Сталина и Троцкого, сталинизма и троцкизма. «Если, как справедливо указывают троцкисты,— писал журнал «Современные записки»,— Сталин социализма в России не построил, то с другой стороны несомненно, что, спустившись с планеты на русскую землю, политика Сталина приобрела более реальный и менее авантюристический характер, чем политика Троцкого с его идеей перманентной революции в планетарном масштабе» [170] Современные записки (Париж). 1937. № 63. С. 402. .

Более подробно эта тема разрабатывалась в другом праворадикальном эмигрантском журнале «Третья Россия», где ей была посвящена обширная статья Баранецкого «Сталин и оппозиция». В ней автор выражал сожаление по поводу того, что сталинцы «не пытаются идеологически осмыслить совершаемый ими сверху переворот, имеющий… решающее значение для всей Русской Революции». Суть данного переворота усматривалась в утверждении у власти «группы государственников („сталинской бюрократии“, как бранятся троцкисты)». С этой точки зрения Баранецкий расценивал «поединок между Троцким, выражающим собой как бы объект переворота, и Сталиным, являющимся его носителем». Этот поединок, по его словам, имел огромное значение «для судеб и самой революции, и России, и в известном смысле, всего современного человечества вообще» [171] Третья Россия. 1938, № 8. С. 25, 33. .

Давая свою оценку принципиальных различий между Сталиным и Троцким, Баранецкий разражался ожесточёнными филиппиками против Троцкого — «неисправимого марксистского начётчика и заклятого врага России и русского народа», который «одно время чуть было не стал знаменем некоторых русских национально-народных освободительных сил» [172] Там же. С. 31. . Главную «вину» Троцкого автор усматривал в том, что он выступает «за „перманентное“ продолжение того состояния, которое он вместе с Лениным воплощал и которое должно быть неукоснительным выполнением рецептов Маркса и Энгельса» [173] Там же. С. 30. .

Далее автор высказывал любопытные суждения, выражающие, говоря словами Ленина, «классовую правду врага»: «Собственно, каждый коммунист есть потенциальный троцкист. И действительное (а не только видимое) завершение борьбы с троцкизмом может быть достигнуто лишь вместе с преодолением компартии, как таковой. У Сталина и его группы государственников всё меньше и меньше врагов за пределами компартии и всё больше и больше их, притом самых опасных, внутри её… С другой стороны, Сталин и сталинцы — и в этом мы вполне согласны с троцкистами — действительно, коммунисты плохие, „сомнительные“» [174] Там же. С. 35—36. .

Переходя на открыто классовый язык, Баранецкий заявлял, что «начинает революцию чернь — в духовном и социальном смысле… завершает же её новая „аристократия“ (у нас „знатные люди“)». Вождём «новой аристократии» и является «Сталин — государственник прежде всего». В этом «основная его характеристика» [175] Там же. С. 32—33. .

«Общая квалификация личности и роли Сталина», по словам Баранецкого, сводится к тому, что он — «революционер сверху, реформатор большого масштаба, каким был у нас Иоанн Грозный, истребивший старый правящий слой бояр и создавший новый, Петр Великий, Александр II, а в других странах: Наполеон, Кромвель, в древности Юлий Цезарь» [176] Там же. С. 30. . Но даже эти аналогии казались Баранецкому недостаточными для характеристики исторического облика Сталина, если он будет продолжать двигаться по избранному им пути — «национального возрождения России» в противовес мировой революции. «Сталин мог бы стать народным героем в истинном и высшем смысле этого слова, подлинным спасителем России в этот наиболее критический момент в её истории, если б нашёл мужество в себе донести до конца ту великую миссию, которая возложена на него Историей… Но и того уже, что им сделано в плане патриотического Дела народов России,— Россия, несмотря ни на что, не забудет ему никогда» [177] Там же. С. 31, 37. .

Утверждая, что белоэмигранты «должны решительно и безоговорочно отдать предпочтение Сталину, а не Троцкому», Баранецкий усматривал «стратегическую разницу» между Сталиным и Троцким в том, что «марксистский Дон-Кихот, Троцкий, продолжает, вопреки очевидности и здравому смыслу, верить в „международную пролетарскую революцию“, а реалист Сталин пытается — пока непоследовательно и нерешительно — найти мост в будущее через национальное самоутверждение русского народа» [178] Там же. С. 26, 37. .