Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!

Дело заключалось не только в том, что президент Р. Никсон счел уместным многократно и благожелательно поминать Рузвельта по самым различным поводам. Это можно легко отнести к привычной риторике, так сказать, дани приличию. Много важнее было другое: продолжавшаяся война во Вьетнаме во весь рост поставила вопрос о границах прерогатив президента. Оракул правых У. Бакли не уставал повторять, что именно Рузвельт привел к президентскому самоуправству, в данном случае США связали себя с пропащим делом в Юго-Восточной Азии. При всем этом, сокрушался Бакли, что делать, «теперь нас учат называть военно-промышленным комплексом то, что когда-то мы именовали арсеналом демократии… мы должны нести ответственность великой державы, иметь сильного президента. Подвергнуть импичменту Рузвельта? Все равно, что возбудить импичмент против статуи Свободы»33.

Когда в 70-х годах по пятам за войной в Юго-Восточной Азии Соединенные Штаты потряс Уотергейт, сторонники и противники сильной президентской власти нередко обращались к временам Рузвельта, пытаясь почерпнуть там аргументы для обоснования своих тезисов. Мемуары Ричарда М. Никсона пронизывает мысль – он следовал прецедентам времен Франклина Д. Рузвельта. В разгар Уотергейта в 1973 году младшего сына ФДР Джона спросили, что он думает о скандале. «Я не могу понять весь этот шум, – ответил он. – Черт возьми, именно мой отец ввел подслушивание. Он широко применял подслушивание и нисколько не волновался по этому поводу»34. Бесспорно, основы привилегированного положения спецслужб в нынешних США, особенно ЦРУ, восходят к временам ФДР. Но…

Нужно проводить различие между их целями тогда и в современных США. Как отметил Р. Даллек: «В июле 1941 года президент назначил Уильяма Донована координатором информации с целью собирать ее и планировать «тайные наступательные операции». В приказе ничего не говорилось об ответственности Донована за «особые операции»… «Особые операции» – термин, коим обозначали необъявленную войну против нацистов за рубежом. Как и политика в Атлантике, то было в высших интересах страны, однако тем самым был создан прецедент для вовлечения США позднее тайком в сомнительные войны»35.

Если говорить о внутреннем политическом сыске, то положение Федерального бюро расследований было упрочено и упорядочено именно при Рузвельте. Личные отношения Рузвельта с главой ФБР Э. Гувером обеспечили ему значительную независимость от непосредственного начальства – министерства юстиции. Один из руководителей ФБР в 1975 году представил сенатскому комитету, расследовавшему Уотер-гейт, обширный меморандум по истории политического сыска в США. «По моему мнению, – писал он, – ФБР в политических целях больше всего использовали администрации г-на Рузвельта и г-на Джонсона. Мы полностью и с готовностью обслуживали обе администрации. Например, г-н Рузвельт потребовал от нас расследовать прошлое тех, кто выступал против билля о ленд-лизе… Г-жа Рузвельт также обращалась с необычайными просьбами. И наоборот: Рузвельты бывало указывали ФБР, что они не заинтересованы в дальнейшем расследовании, когда речь шла о лицах, в получении порочащих данных о которых им не было необходимости»36. При Рузвельте ФБР в известной степени превратилось в орган личного политического сыска президента.

Новые акценты могли удивить только тех, кто сокрушался по поводу беспрецедентности Уотергейта в американской политической жизни. Профессора Т. Вильсон и Ф. Мерли, следуя традиции двухтомной биографии ФДР Дж Барнса, заключили: «Поколение историков оставило в неприкосновенности загадку влияния ФДР. Преобладающее объяснение в сфере дел внешних и в меньшей степени в делах внутренних в наши дни все то же, что и при жизни Рузвельта, – двойственность. Рузвельт одновременно был «львом и лисицей», человеком, обладавшим ясным пониманием человеческих слабостей и способностью к ошибкам, а также страстной верой в потенциальное благородство человека. Коротко говоря, он был одновременно прагматиком и идеалистом, очень искусным политиком и идеалистом-практиком. Удивительно, что рассмотрение убеждений и действий Рузвельта сводится к простенькой формуле ФДР = TP + ВВ, то есть он соединял политическое искусство и реализм своего кузена Теодора Рузвельта с мессианством Вудро Вильсона»37.

Профессора попытались объять необъятное. Припомнить только «ревизионистское» направление в послевоенной американской историографии. Разумный во многих отношениях Г. Колко, один из столпов этого направления, нашел: «Рузвельт отнюдь не был пророком, не был он Вудро Вильсоном с осознанием личной миссии, больше того, ни по образованию, ни по инстинктам не был он интеллектуалом или практиком, а, скорее, был высокопородным аристократом, занявшимся политикой»38 и т. д. Расцвет этого направления в американской историографии – первая половина 70-х годов. Переходная администрация Дж. Форда попыталась еще больше «заземлить» ФДР – тенденция, наметившаяся при Р. Никсоне.

Сам президент Дж Форд не вдавался в идеологические тонкости. Он принадлежал к новому поколению, впервые принял участие в выборах в 1936 году. Интересовавшимся его отношением к Рузвельту Форд отрезал: «Никто из членов моей семьи не получил решительно никаких выгод от программ нового курса». Дальше семейных мерок в оценке деятельности Рузвельта молодцеватый Форд не пошел. Разве объяснил: помимо того, что демократическая партия «согрешила» в Ялте, она еще «питала поистине сатанинскую приверженность к закону Вагнера». В 1981 году экс-президент Форд на прямой вопрос, кого он поставит выше Рузвельта или его преемника Г. Трумэна, лихо, без колебания ответил: «Я думаю, что Гарри Трумэн – тот парень, который больше мне по вкусу».

С не меньшей убежденностью принявший бразды правления после Форда Дж Картер также в интервью сообщил: «Существует куда более близкая параллель между администрацией Трумэна и моей, чем между моей администрацией и администрацией Рузвельта»39. Он сделал это достоянием и государственных документов, подчеркнув в послании о положении страны в 1978 году: проблемы, стоящие перед США, отнюдь не те, с которыми имел дело Рузвельт в годы кризиса и войны, а сходны с разрешавшимися Трумэном, «когда речь шла не об одном всеобъемлющем кризисе, но были поставлены на карту коренные интересы страны»40.

Администрация Дж Картера более чем прохладно обошлась с рузвельтовским наследием. Вскоре после ее прихода к власти, 4 марта 1977 г., в отеле «Мэйфлауэр» в Вашингтоне собралось почти 900 деятелей времен ФДР. Они отметили 44-ю годовщину прихода Рузвельта в Белый дом и подчеркнутое равнодушие к нему и к ним со стороны Дж Картера. Никто из картеровской администрации, включая президента, не счел нужным посетить торжественную церемонию. Старики разъехались с глубокой обидой, подогревавшейся средствами массовой информации.