Игорь Аверкиев - В ожидании людоедов; Мутное время и виды на будущее

Если общество пережило реальный общественный перелом, «социальную революцию», то полный и долговременный социально-экономический возврат к старым отношениям ещё никому не удавался.

Ни то, ни другое, ни третье не соответствует сути авторитарного режима, сторонящегося политических полюсов. Однако, стремясь выдержать «срединный путь», авторитарные режимы, безусловно, заигрывают и с консервативными настроениями и в раже этого заигрывания могут пойти и на реально реакционные меры. Но в любом случае, при нормальном состоянии авторитарного режима, такие меры будут фрагментарными: во времени или в пространстве перемежающимися с прогрессистскими, модернизационными мерами, что совершенно неприемлемо для реакционных режимов.

При этом надо помнить, что на своей загнивающей стадии авторитарный режим может-таки принять облик вконец реакционного, но и эта реакционность, будет не столько «идеологией реванша», сколько «идеологией обороны».

Фашизм — очень замысловатая вещь, если не сводить его к нацизму и милитаризму, концлагерям и холокосту — к временному одичанию и сумасшествию конкретного народа. Фашизм — вечная заноза в академических головах по всему миру. Всё-то в нём неопределённо, нестабильно, неклассифицируемо.

Если бы не германский нацизм, то режимы Муссолини, Франко, Салазара, «чёрных полковников» проходили бы в истории как плеяда классических авторитарно-националистических режимов «запаздывающей модернизации» на южных и юго-восточных окраинах Европы, лишённые многих известных за ними сегодня эксцессов, связанных с влиянием германского нацизма. Их суровый этатизм и популистский национализм были бы вполне сносным, хотя местами и избыточно эксцентричным и радикальным, вариантом «третьего пути» для европейских обывателей, намучившихся в первой четверти ХХ века от либерально-демократического хаоса ранних электоральных республик, с одной стороны, и запуганных ужасами коммунистических революций, с другой стороны.

Если бы не германский нацизм, многочисленные фашистские партии в «странах победившей демократии» (Франция, Великобритания, Голландия, Скандинавия) не успели бы обрести своего зловещего облика и очень скоро успокоились бы в недрах парламентских право-консервативных сил.

Без германского нацизма «фашистские партии» на Балканах были бы тем, чем они были на самом деле — радикальными и экстремистскими национально-освободительными и националистическими организациями.

Без германского нацизма фашизм гулял бы по Европе в облике Бенито Муссолини образца 1928–1932 года, а самым ужасным фашистом считался бы жестокий неудачник генерал Франко, поскольку гражданскую войну без нацистской Германии он бы, скорее всего, проиграл, а в Испании, скорее всего, случилась бы социалистическая диктатура сталинского типа (и не в ней одной).

И вообще, без германского нацизма «прогрессивное человечество» в середине XX века объединялось бы не против гитлеровского фашизма, а против сталинского коммунизма. «Красным полчищам» противостояла бы коалиция северо-западных европейских демократий и южно-европейских фашистских режимов. А всю вторую половину ХХ века туристы свободной Европы посещали бы не «Освенцим» и «Бухенвальд», а какие-нибудь ужасные места в Мордовии или Калмыкии. Но «сумрачный германский гений», как всегда, всё безмерно усложнил и переиначил.

Реальный фашизм не понять, не погрузившись в исторический контекст межвоенной Европы прошлого века. При этом для меня очевидно, что реальные фашизмы очень разные. Например, различия между итальянским фашизмом до 1933 года и германским фашизмом/национал-социализмом, на мой взгляд, так же велики, как различия между современной российской и американской демократиями. Поэтому для меня естественно рассматривать романские и балканские фашизмы отдельно от германского фашизма (буду называть его «германским нацизмом»).

Что объединяет все известные реальные фашизмы, кроме германского?

Во-первых, подавляющее большинство фашизмов возникли в межвоенной Европе в рамках поиска элитами периферийных европейских стран политического «третьего пути», в условиях дискредитации в этих странах двух основных политических проектов того времени: «либерально-демократического» и «коммунистического».

«Мы позволим себе роскошь быть одновременно аристократами и демократами, революционерами и реакционерами, сторонниками легальной борьбы и нелегальной, и всё это в зависимости от места и обстоятельств, в которых нам придётся находиться и действовать». Бенито Муссолини.

Во-вторых, фашизмы рождались в Европе именно в странах с «запаздывающим (проблемным) транзитом», с относительно небольшой долей модерных укладов в экономике, с преобладанием сельского населения и соответствующих традиционалистских ценностей (Португалия, Испания, Италия, Балканские страны).

Соотношение страхов перед «республиканским хаосом» и «коммунистическим ужасом» среди обывателей этих стран было разным. Но ощущение политического тупика было одинаковым. Только два примера:

1) Первая Португальская республика (1910–1926) — за 16 лет сменилось 44 правительства, произошло 24 восстания, 158 всеобщих забастовок, 17 попыток военных переворотов (во время одного из путчей был убит премьер-министр). Из восьми президентов республики только один пробыл на посту весь срок. Кошмар.

2) В 1919–1920 годах в Италии — «красное двухлетие». Советы рабочих захватывают фабрики и заводы, пытаются вводить «производственное самоуправление». А в это время итальянские газеты заполнены рассказами о жестокостях большевистского террора и гражданской войны в России, убийство царя с детьми, рейд Красной армии на Варшаву, создание Баварской советской республики в Германии, Советы рабочих в Австрии, Венгрии, Чехословакии и т. д. и т. п. Ужас.

Фашизмы в южной и юго-восточной Европе («романо-балканский фашизм») вдохновлялись массовыми для этих стран антилиберализмом, антикоммунизмом и антиреволюционизмом (не в смысле контрреволюции как реакции на революцию, а в смысле недопущения революции), но распределяемыми по разным социальным группам. Фашисты тем и отличались от традиционных партий, что угодить хотели всем.

В итоге в этих странах с этими особенностями и с этими проблемами «третий путь» кристаллизовался в виде той или иной совокупности национализма, этатизма, корпоративизма и культа личности (современный путинский режим — примерно то же самое, только в несколько облегчённом и местами пародийном варианте).