Галина Кожевникова - Цена ненависти

Минкенберг более адекватно, нежели Китшельт, анализирует то, как активисты, поддерживающие такие идеи, сознательно используют различные стратегии в продвижении своих взглядов в зависимости от конкретного социально–политического контекста, культурных традиций и правовых установок, в рамках которых они оперируют [260]. Минкенберг, например, отмечает, что в США некоторые ксенофобские и фундаменталистские группы вместо формирования собственных партий использовали для проникновения в государственные структуры организации, близкие к Республиканской партии [261]. А в Германии так называемый новый правый интеллектуальный дискурс о национальной истории и идентичности получил влияние через публичные дебаты политического мейнстрима [262]. Вместо формирования собственных партий часть немецких правых радикалов выбрала тактику воздействия на немецкую политическую культуру в целом [263]и на программы умеренных правых партий в частности [264]. Более того, «новые правые» сделали это с помощью явной адаптации известного грамшианского утверждения, что идеологическая группа должна достичь сначала «культурной гегемонии» в обществе, а уж потом приобрести политическую власть [265]. На территории бывшей ГДР, к удивлению многих исследователей, правые радикальные партии, с некоторыми заметными исключениями [266], также не были слишком успешны на выборах, но в то же время ультранационализм в Восточной Германии стал силен на субкультурном уровне, в особенности среди молодежи [267].

Важная часть послевоенного негражданского общества, а именно множество миниатюрных и относительно закрытых, часто фашистских, группировок, распространенных во всем мире, недавно была подробно интерпретирована в новом и эвристически плодотворном ключе Роджером Гриффином — как «группускулы» [268]. Не соглашаясь с теми, кто считает такие мелкие экстремистские группы не стоящими внимания историка или политолога [269], Гриффин утверждает, что существует определенная подкатегория маленьких ультранационалистических группировок, которые, несмотря на их не впечатляющие размеры, должны восприниматься серьезно как отдельные объекты изучения. Этот класс включает в себя такие западные организации, как группа «Союз обороны» (Groupe Union Défense), Белое Арийское Сопротивление (White Aryan Resistance) и Европейский фронт освобождения (European Liberation Front) [270]. Эти специфические группировки, которые Гриффин называет «группускулами», или ушли из большой политики после неудач на выборах, но продолжают существовать как закрытые ассоциации, или никогда не мыслили себя как полноценные партии, а с момента своего создания являлись относительно изолированными организациями, обращенными в основном только к узкому кругу членов и сторонников. Хотя некоторые группускулы называют себя «партиями», они могут быть лучше поняты как принадлежащие к «уменьшенному подтипу» [271]политической партии.

«Термин «группускул» употребляется для обозначения такой политической организации, которая по стандартам общенациональной партийной политики имеет крошечное активное членство и, возможно, предельно низкое или несуществующее общественное признание, но является полностью созревшим плодом в собственном идеологическом саду…. Его маленький размер, маргинальность и относительная незначительность придают ему качества, которые соответствуют интересам его организаторов» [272].

Поэтому нецелесообразно рассматривать группускулы лишь как остатки неудачных попыток партстроительства. Они должны считаться или специфической частью негражданского общества, или гибридным феноменом, колеблющимся между политическим и (не)гражданским обществом — причем эта изменчивая форма поведения является типичной для многих добровольческих организаций в современных обществах в целом [273].

Форма группускула была избрана организаторами многих крайне правых групп на Западе, потому что они должны были приспособиться к все более деполитизированной и денационализированной послевоенной общественности Запада. Потому группускулы определяют себя путем « отказа от каких–либо стремлений создать массовую членскую базу, привлечь широкую политическую поддержку населения или войти в союзы или компромиссы с другими политическими силами во имя максимизации влияния » [274].

Вместо этого группускулы избрали форму кадровых организаций под руководством малочисленных элит, которые «держат открытой перспективу иметь влияние на общество путем создания связи со схожими сторонниками правого экстремизма и рекламируя свое существование с помощью эффективной пропаганды, направленной на немногих избранных. Более того, Интернет позволяет создание «виртуального общества»… изолируя своих членов от контактов с внешним миром …. Каждый группускул, каким бы маленьким он ни был, может играть роль связующего звена в огромной, постоянно развивающейся сети экстремистских организаций — группускулярной правой — имеющей намного большее значение, нежели сумма отдельных ее частей …. Возможно, наиболее важным аспектом группускулярной правой для политической науки является ее структура, позволяющая действовать не как одно корпоративное образование, а как формирующая идеологию и координирующая сеть, созданная самостоятельными группировками ….В совокупности эти «группускулы» могут быть признаны создающими новый тип политической субкультуры или активности, то есть «группускулярную правую», которая имеет вес, влияние и долговечность, диспропорциональные размеру, влиянию и стабильности каждого из его компонентов» [275].

Важность отдельного группускула состоит не только в его членстве в большей сети похожих компонентов, но также — сходно с функциями многих других организаций гражданского общества — в его потенциальной способности быть подготовительной почвой и школой для будущих политических активистов. Группускул

«может иметь глубокое влияние на развитие своих членов в их поиске смысла существования и всеобщей правды, играя решающую роль в преобразовании отдельных личных негодований в общее осознание высокой миссии «что–то с этим сделать». В крайних случаях группускул вносил решающий вклад в превращение недовольного сиротливого индивидуума в фанатичного «волка–одиночку», готового произвести безжалостные акты терроризма против символов разложения общества, каких бы человеческих жертв это ни стоило, что ярко проиллюстрировал пример Тимоти Маквея и Дэвида Коупленда (теракт в Оклахоме в 1995 году)» [276].

В России значение этой категории группировок ультранационалистического спектра тоже возрастает, что уже было проиллюстрировано в статье Маркуса Матыля для лондонского журнала «Patterns of Prejudice» [277]. Организационная форма группускула приобрела еще большую значимость, когда в июле 2001 года был принят новый Закон о партиях. Закон требует, чтобы партии, которые хотят зарегистрироваться в Министерстве юстиции, задокументировали значительную организационную мощь на всей территории России — а именно общее членство 10 тысяч человек, при том что 100 или больше членов партии должны были иметься в более чем половине регионов России. Так как эта официальная регистрация обязательна для того, чтобы принимать полноценное участие в большой политике, и особенно в выборах, высокий порог для регистрации, утвержденный новым Законом о партиях, уже тогда вытолкнул десятки политических организаций, определявших себя как партии, стремящиеся к власти, в неэлекторальную область политики, где большинство из тех, кто продолжает существовать в организованном виде, и остается.