Натан Щаранский - ID. Identity и ее решающая роль в защите демократии

Американский певец Поль Робсон был другим частым гостем СССР Во время одной из таких поездок в начале пятидесятых годов прошли слухи о многочисленных арестах видных советских поэтов-евреев, среди которых был и личный друг Робсона, писавший на идише поэт Ицхак Фефер. Робсон попросил встречи с ним и, как это ни странно, получил ее: советские лидеры были настолько уверены в преданности Робсона, что сделали то, чего раньше не делали никогда — привезли Фефера из тюрьмы к американскому певцу в гостиницу. Несмотря на неусыпный контроль со стороны КГБ. Фефер знаками дал понять Робсону, что он и его коллеги находятся под арестом и что их, вероятнее всего, ждет смертная казнь Еврейский поэт, обреченный на смерть, просил американского прогрессивного певца помочь ему и рассказать об этом всему миру — но Робсон, как и многие другие, был настолько ослеплен фальшивым советским блеском, что не выполнил эту просьбу. Он продолжал оставаться верным сторонником СССР на протяжении всей своей жизни и только на смертном одре, через много лет после гибели Фефера, рассказал правду.

Феномен «полезных идиотов» — это не просто еще один печальный урок истории. Анализируя причины, по которым так много людей отказывались видеть правду и несмотря ни на что продолжали верить в наличие общих для Запада и Советов идеалов, мы можем лучше понять, почему сегодняшний мир так нерешителен в своем противостоянии тоталитарным диктаторам и взрастившей их идеологии ненависти.

Маркс заметил как-то, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Трагедия закончилась с распадом СССР, фарс же я обнаружил в маленьком нью-йоркском книжном магазине.

В начале 2005 года я провел серию выступлений в университетских кампусах США Поездка была очень насыщенной, но когда выпало наконец несколько свободных часов, я потратил их на то, чтобы удовлетворить авторское тщеславие, а именно — увидеть свою книгу на книжной полке магазина. Сначала я зашел в огромный, похожий на супермаркет книжный магазин, где моей книги, к сожалению, не оказалось. Продавец спросил, не хочу ли я оставить заказ, но нетерпение мое было слишком велико, и потому я попросил у него адрес ближайшего книжного магазина. «Нет проблем. — сказал он, — тут за углом есть магазин политической книги, там наверняка есть и ваша книга».

Через несколько минут я уже заходил в маленький, до отказа набитый книгами магазинчик. На секунду мне показалось, что я совершил путешествие во времени: с развешанных по стенам плакатов на меня смотрели лица Мао Цзэдуна. Че Гевары и Хо Ши Мина. Полки были уставлены книгами Троцкого. Розы Люксембург, собраниями сочинений Ленина и Сталина. Переведя взгляд в глубь магазина, я увидел за прилавком продавщицу, абсолютно соответствующую интерьеру помещения: она как две капли воды была похожа на комиссара из старых советских фильмов Одетая в потертую кожаную тужурку, она прикуривала одну папиросу от другой, беспрерывно пила кофе и так кричала в телефонную трубку, как будто отдавала приказ о штурме Зимнего (только через несколько минут я сообразил, что она делала выговор кому-то на складе за то, что ее заказ не был выполнен).

Хотя я был единственным посетителем в магазине, она была настолько занята своей частной революцией, что не обращала на меня никакого внимания. С большим трудом мне наконец удалось вставить в ее нескончаемый монолог одну фразу: «У вас есть книга Щаранского В защиту демократии'»? Она переспросила имя автора и название книги, справилась в компьютере, а затем, грозно уставившись на меня, спросила: «А почему, собственно говоря, вы думаете, что у нас должна быть эта книга?».

— Потому, — сказал я, — что это политическая книга, а вы, если я не ошибаюсь, магазин политической книги.

Тут она впервые посмотрела на меня и потрясенно произнесла:

— Зто вы написали эту книгу, вы — Щаранский!

Я ответил, что спрашивал ее не о Щаранском, а о книге. Вдруг она увидела, что за мной стоят мои телохранители (как я уже упоминал выше, после убийства палестинским террористом министра Рехавама Зеэви в 2001 году каждый министр должен был передвигаться с охраной).

— Что это за люди? — грозно спросила она, тыча в них пальцем.

— Зто мои телохранители, — ответил я.

— Пусть они немедленно покинут помещение, мне не нужны жандармы в моем магазине!

— Они уйдут, когда уйду я А как все-таки насчет книги?

— Книги нет! — отрезала продавщица.

— Большое спасибо. — сказал я и покинул этот заповедник исторического материализма с его музейными экспонатами.

Карл Маркс, Фридрих Энгельс. Владимир Ленин и Иосиф Сталин мертвы, и их последнее пристанище — этот книжный магазин Означает ли это, что закончилась и атака, организованная ими на identity? К сожалению, нет: прямо из этого магазина я вернулся в университетские кампусы, где должен был защищать право человека на его историю и принадлежность к своему народу против других, гораздо более изощренных атак.

Вторая после Маркса большая атака на концепцию identity была предпринята во второй половине XX века социологами и философами, разработавшими цепый ряд теорий, которые я объединяю под названием « postidentity ». Эти теории включают в себя постнационализм, в центре которого — идея глобального общества, постмодернизм, для которого любые формы identity являются нестабильными и преходящими, и мультикультурализм, отрицающий необходимость существования приоритетной культуры общества и утверждающий абсолютное равноправие самых различных, часто противоположных культур в рамках одного и того же общества.

Postidentity немало заимствует от марксизма как в своем стремлении к миру без значительных различий, так и в разделении identities на хорошие и плохие в зависимости от того, какой цели они служат Так же как и марксизм, все эти теории стремятся к построению мира, в котором стерты основные различия между странами и народами и в котором нации могут быть положительными или отрицательными, хорошими или плохими в зависимости от того, какой цели они служат. Но есть и немаловажные различия. Первое и наиболее очевидное состоит в том, что для марксизма ведущим, основным было классовое сознание пролетариата. В отличие от этого философия postidentity стремится к ослаблению любого коллективного самосознания. Второе различие заключается в том, что сторонникам postidentity, в отличие от Маркса, вовсе не нужна политическая партия для достижения своих целей. Главная борьба ведется на культурном поле, где штурмуются не почта, телефон и телеграф, а университетские и научные центры Теории postidentity не столь универсальны, как марксизм: Маркс давал один-единственный ответ на все проблемы человечества — усиление классовой борьбы и построение бесклассового общества Современные идеологи postidentity не так категоричны, но и они разделяют марксистскую мечту' о разрушении всех и всяческих перегородок между людьми. Почему? Потому что они твердо убеждены: именно различия являются главным источником войн, конфликтов и ненависти, именно они мешают созданию единого общества всемирной гармонии, и именно поэтому они должны быть в итоге уничтожены.