Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Добрый день!

— Добрый день, — весело отозвалась Вирджиния. — И прощу вас сюда, к столу, кофе готов. Всех прошу сюда…

И все, оставив на столе фотографию, перешли к длинному низкому столу, пропустив на самую середину дивана Фокса. Тот посадил рядом с собой Антона, пододвинул ему чашку кофе и сахарницу.

— Это самый крепкий напиток, какой мы позволяем себе в оффисе, — сказал он извиняющимся тоном. — Да и тот чаще всего зависит от щедрости и великодушия Ангелочка.

Молодые люди пили кофе, перекидывались репликами, подтрунивая друг над другом, и лишь изредка, к слову, касались дел редакции. Из реплик и случайных замечаний Антон понял, что никто — ни Эрик Фокс, издатель и редактор, ни его молодые сотрудники не имели определенного заработка; они делили весьма скромные и далеко не постоянные доходы еженедельника, как выразился Фокс, «поровну и по необходимости». Работали они, несомненно, дружно, единодушно преклонялись перед Фоксом и, наверно, так же единодушно увлекались Ангелочком. Антон почувствовал к ним не только расположение, но и доверие. Улучив удобный момент, он рассказал о лживом сообщении Юнайтед пресс из Парижа и попросил не давать его в еженедельнике. Оказалось, что им сообщение не было передано вовсе, но молодые сотрудники тут же предложили опровергнуть его.

— Опровергнуть мало! — провозгласил Фокс. — Мало! Мало!.. Даст Москва опровержение — даже «Таймс» не осмелится умолчать о нем. Нам этого мало.

Молодые люди выжидательно уставились на Фокса.

— Нам надо разоблачить сочинителей этой лжи, — проговорил тот, нетерпеливо поправив растопыренными пальцами очки.

— Известно же: Юнайтед пресс.

— Нет, Юнайтед пресс только использовали, — возразил Фокс. — Скорее всего это состряпали Боннэ и американский посол в Париже Буллит. Оба ярые антисоветчики, оба поклонники нацистов и прославляют их как носителей порядка, оба сторонники тесного союза Парижа с Берлином.

— А как мы доберемся до них? — спросил молодой человек с фотоаппаратом. — Ведь Париж не Лондон.

— Доберемся и в Париже, — уверенно объявил Фокс. — Тот, кто рассказал мне о необыкновенном родстве душ Боннэ и Буллита, поможет нам.

Антон ушел от Фокса и его друзей обрадованный: разоблачение клеветников, пытавшихся прикрыть гнусный сговор завесой лжи, было бы хорошей поддержкой тем, кто искал настоящего, а не фальшивого мира «только одну неделю».

Газета, которую редактировал Фил Бест, обосновалась не на Флит-стрит, а в стороне от нее — в рабочем районе, близко к «красному св. Панкратию», и Антону пришлось воспользоваться поездом метро, чтобы добраться туда. Побродив по грязным улицам, заваленным досками, ящиками, бочками, Антон нашел дом, где размещалась редакция. Привратник, худощавый, с жилистыми, крепкими руками рабочего, провел Антона к маленькому, тесному лифту и, прежде чем закрыть дверь, нажал кнопку этажа. Распахнув наверху дверь лифта, Антон столкнулся лицом к лицу с Пегги.

— Энтони! — воскликнула она обрадованно. — Наконец-то вы пожаловали к нам в гости.

Она отступила на шаг, чтобы лучше рассмотреть его, ее синие глаза тепло улыбались.

— Вы, конечно, к Филу? — спросила она.

— Но не только к Филу, а и к вам, Пегги.

— Ко мне? — недоверчиво переспросила девушка. — Неужели и ко мне?

— Я заказал билеты, и если вы не передумали…

— Нет, конечно! — воскликнула Пегги, и ее бледные щеки слабо вспыхнули. Она сжала руку Антона и счастливо засмеялась. — Я провожу вас к Филу.

Она открыла дверь, которая вела в зал, уставленный столами и столиками. За ними работали сотрудники газеты. В дальнем углу виднелась дверь с четкой табличкой: «Редактор». Распахнув дверь, Пегги пропустила Антона вперед.

— Фил, к вам! — громко объявила она.

Фил Бест, читавший свежий оттиск газетной полосы, недовольно поднял голову. Посмотрев поверх очков на Антона, он тут же сдернул их.

— А, мистер Карзанов, — проговорил он, не скрывая недоумения.

Антон рассказал, зачем пришел. Бест выслушал его и сочувственно заметил, что мнимые миротворцы, предавшие Чехословакию, пытаются, как всегда, свалить с больной головы на здоровую, и пообещал не только не публиковать лживое сообщение — это само собой разумелось, — но и непременно информировать читателей о бесчестных поступках капитулянтов.

Антон поблагодарил Беста и вышел. Радостно улыбаясь и сияя глазами, Пегги поднялась из-за своего столика, стоявшего ближе всех к двери редактора, и пошла рядом с Антоном, провожая к выходу. За дверью, пожимая руку девушки, Антон спросил, где им лучше встретиться перед тем, как пойти в театр.

— Приезжайте к нам, — тихо попросила Пегги. — Мама очень хочет, чтобы у нас все было по-настоящему.

— Как это — «по-настоящему»? — не понял Антон.

— Ну, как показывают в кино: молодой человек, приглашая девушку, забирает ее из дому и возвращает домой.

— Ну что ж, по-настоящему так по-настоящему, — согласился Антон. — Я заеду за вами…

На обратном пути Антон взял в кассе театра заказанные по телефону билеты и заехал в полпредство, чтобы сказать Андрею Петровичу, что поручение выполнено, а потом отправился в отель. Надев свой лучший костюм, он нанял стоявшее у отеля такси и назвал улицу, на которой жила Пегги. Не решившись подъехать к ее дому, Антон вылез в самом начале улицы, напротив той самой оранжевой телефонной будки, возле которой Томас Леннокс пригрозил рассчитаться с ним, если он обидит сестру.

Дождь, моросивший почти весь день, перестал, но ветер был холодным и сырым, и Антон, шагая по узкой, кривой улице, поднял воротник макинтоша и надвинул на лоб шляпу. В печальном свете осеннего вечера серые дома с черными потеками выглядели особенно печальными, заплаканными. Темные окна, как пустые глазницы, пугали своей безжизненностью, и лишь витрины лавчонок и маленьких магазинчиков, уставленные дешевой всякой всячиной и слабо освещенные изнутри, оживляли улицу.

Антон нашел номер дома, нарисованный на двух тонких столбиках у входа на первый этаж, и спустился по каменной лестнице, ведущей под крыльцо. Невольно он заглянул через окно в плохо освещенную комнату, где жили Ленноксы. Вся семья собралась вокруг стола. Джозеф Леннокс, надев очки в металлической оправе, пришивал дратвой подошву к большому старому ботинку, мать Пегги штопала платьице, а Пегги пробовала утюг кончиком пальца, собираясь гладить кофточку. Ее сестренки, пристроившись на самом углу стола, рассматривали картинки в книжке.

Антон осторожно сошел по ступенькам к двери и постучал железной скобой.

— Мистер Карзанов? — донесся из-за двери вопрошающий голос Пегги.

— Да, это я, — отозвался Антон.