Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Нет, отзыва не потребовали, — пояснил Курнацкий. — Отзыв — это конфликт, дипломатическое осложнение, а англичане предпочитают все делать тонко.

Малахов нагнул голову, отчего его тугой воротник врезался в полный подбородок. Помолчав немного, он поднял голову и повелительно взглянул на Щавелева.

— Подумайте, что можно сделать.

— Хорошо, Михаил Сергеевич, подумаю.

Антон и Щавелев поднялись и вышли вместе. В приемной Антон крепко сжал его руку.

— Спасибо вам за поддержку. Я уж думал, когда шел сюда, что всему конец.

— Нет, Карзанов, нет, — убежденно возразил Щавелев. — Пока это только начало.

«Только начало», — повторил про себя Антон, направляясь к двери. «Только начало», — думал он, спускаясь по отлогой лестнице к выходу. «Только начало», — продолжал он думать, шагая от Красной площади к Замоскворецкому мосту. «Да, да, только начало», — говорил он себе, остановившись на мосту и глядя на медленно текущие холодные воды Москвы-реки.

Сперва он относил «только начало» к себе, к своей работе, надеждам, планам, потом стал думать, что это «только начало» относится к тому, что произошло в последние месяцы не только с ним, Антоном, но и с Ефимом Цукановым, с Жаном-Иваном Капустиным, с братом Петром и Тербуниным, с Володей Пятовым и Хью Хэмпсоном — словом, со многими, многими людьми, попавшими, подобно ему, в круговорот больших событий. Он не знал, чем и когда кончится это «начало». Он лишь чувствовал, что сумерки, спустившиеся на землю в полдень, переходят в темную ночь, которая может длиться долго-долго.

Не знал Антон и того, какую бурю принесет Европе, всему миру посеянный в Мюнхене ветер. Уже через четыре с половиной месяца Чехословакия совсем перестанет существовать, а еще через пять месяцев нацистская армия обрушится всей своей мощью на Польшу, чья полковничья клика лишь недавно помогла фашистской армии сокрушить Чехословакию. Шесть месяцев спустя нацисты водрузят свой флаг с черной свастикой над Копенгагеном и Осло, а через месяц вторгнутся в Бельгию, Голландию и Францию. Даладье, уверявший других, что слову Гитлера можно верить, в панике убежит из Парижа и вместе с фатоватым Франсуа-Понсе окажется в «привилегированном» гитлеровском концлагере. Чемберлена прогонят в отставку, и год спустя он умрет почти одновременно со своим единомышленником — послом Гендерсоном; их советник или наушник Вильсон, удаленный от дел по подозрению в измене, переживет обоих ровно на тридцать лет и умрет в презрении: немецкие документы, обнаруженные позже, выдадут его потомству как гитлеровского агента.

Да, те, кто осенью 1938 года посеял ветер, пожнут страшную бурю, которая принесет всему миру чудовищные разрушения, десятки миллионов жертв, голод и холод, муки и страдания, а за ними — обновление земли.

За долгой ночью, сменившей сумерки, придет, как верил Антон, рассвет и настанет новый день.

После появления романа «Сумерки в полдень» в журнале «Октябрь» (№ 3—4 за 1972 год и 6—7 за 1973 год) автор получил немало писем. Благожелательно советуя или делая замечания, читатели наряду с другими вопросами спрашивали, в частности, почему в основу романа о советских людях за рубежом положены события, связанные с «Мюнхеном», к которому Советский Союз не имел никакого отношения? Других интересовало, что заставила автора «ворошить прошлое, уже канувшее в вечность и осужденное самой историей».

Мне хотелось бы ответить прежде всего на эти вопросы, потому что они имеют особое значение. Да, встреча руководителей четырех западных держав в Мюнхене действительно была созвана без ведома и согласия Советского правительства, его представителей демонстративно не пригласили, и оно сразу же осудило мюнхенское соглашение, объявив, что никогда не признает его законность. Вся ответственность была возложена на западные «демократические» страны — Англию и Францию, предавшие Чехословакию. За спиной «мюнхенцев», или «умиротворителей», как тогда называли западноевропейских пособников Гитлера, стояли богатые и влиятельные профашистские круги США, которых представляли в Европе американский посол в Лондоне миллионер Джозеф Кеннеди (отец убитого в 1963 году президента США), посол в Париже, антисоветчик, филадельфийский богач Уильям Буллит и странствующий поклонник нацистов популярный в те годы летчик Чарльз Линдберг.

Однако не нести ответственности за «Мюнхен» вовсе не значит не иметь к нему никакого отношения. Всеми доступными ему путями и средствами Советский Союз пытался помешать сближению «западных демократий» с фашистскими странами. Почти сразу после прихода Гитлера к власти Советское правительство выдвинуло идею создания в Европе системы коллективной безопасности или обороны. Когда Лондон и Париж отвергли советское предложение как «несвоевременное» и «непрактичное», Москва стала настойчиво убеждать Францию и Англию договориться о совместных усилиях, чтобы сдержать Гитлера, обуздать его захватнические склонности и аппетиты. Особые старания были приложены весной, летом и осенью 1938 года, когда нацистская Германия, проглотив Австрию, нацелилась на Чехословакию, за которой уже виднелись новые жертвы — Литва, Польша.

Старания Москвы, как теперь хорошо известно, не увенчались успехом. Отвергнув протянутую руку взаимопомощи, Англия и Франция вполне сознательно и искренне пошли на союз с Гитлером.

В книгах о «Мюнхене», написанных на Западе — а их число особенно увеличилось в преддверии 30-летия окончания второй мировой войны, — вся вина за англо-французский сговор с Гитлером возлагается на Чемберлена и Галифакса, на Даладье и Боннэ. Мюнхенская сделка рисуется как второсортная драма, в которой главный злодей — наглый, жестокий и вероломный Гитлер, поддержанный изворотливым демагогом Муссолини, навязал свою волю провинциально ограниченному Чемберлену и безвольному Даладье. Не осмеливаясь оправдывать их, авторы «исторических исследований», мемуаров и записок не жалеют черных красок для неудачливых героев «Мюнхена», но тщательно избегают затрагивать роль правящих верхушек Англии и Франции вкупе с их заокеанскими вдохновителями и пособниками, волю которых они выполняли. Намеренно и искусно обходится все, что могло бы разоблачить перед нынешним поколением преступное поведение подлинных правителей капиталистического Запада, негласно, но твердо возложивших на Гитлера и его коричневые орды задачу помешать угрожающему подъему революционной волны, или, как тогда выражались буржуазные газеты, «большевизации Европы», и искоренить источник этой «опасности» — Советскую Россию. Во имя этого они были готовы поступиться даже национальными интересами.